На суше и на море - 1978

Иногда я поднимался на высокую отвесную скалу, расположенную у того места, где сходятся границы трех штатов — Кентукки, Виргиния и Теннесси, смотрел на узкую V-образную расщелину, называемую Камберлендской впадиной, и думал об этих людях. Камберлендская впадина была открыта переселенцами в середине XVIII столетия, но прошло еще четверть века, прежде чем началась полная драматических событий их миграция в Кентукки. Чтобы обозреть впадину, нужно подняться на место, которое здесь называют Пиннекле, и с высоты тысячи триста футов перед вами откроется узкая зеленая долина с рекой Повелл. Кажется, будто только вчера этим путем проследовали на запад около трехсот тысяч колонистов. А было это два века назад.

В один из прекрасных летних дней, когда по Голубому небу плыли белоснежные облака, я с тремя спутниками — Джозефом Кулажем, директором национального исторического парка «Камберлендская впадина», и историками-краеведами Бернардом Гудменом и Бобом Мунком — стоял на возвышенной площадке.

— Интересно, что бы мы увидели, если бы находились здесь два века назад? — размышлял я вслух.

Спокойный и рассудительный Гудмен великолепно чувствовал ход событий прошлого. Он сказал:

— Люди, которые здесь когда-то прошли, были неробкого десятка. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы покинуть цивилизованный мир и прийти в эту далекую и неизведанную страну.

Позднее, у себя в кабинете, он зачитал мне цитату из сочинений Фредерика Джексона Торнера, известного в прошлом специалиста по заселению Америки. «Стою у Камберлендской впадины и наблюдаю, как передо мною одна картина сменяется другой: тяжело ступая по тропе, к соляным источникам прошествовал буйвол, за ним шагали индейцы, далее шли торговцы мехами, охотники, скотоводы и фермеры-переселенцы». И сегодня на дорогах национального парка «Камберлендская впадина», как и в далеком прошлом, меняются картины: глухо урча, проезжают громадные дизельные грузовики, медленно катятся жилые автофургоны. Их пассажиры, вероятно, остановятся на ночлег там, где когда-то разбивал свой лагерь один из пионеров, Даниель Бун.

— Да, — говорил Гудмен, — уже почти ничего не осталось от ой жизни, какой жили первые переселенцы.

Но их потомков еще можно найти. И мои ноющие от усталости ноги после утомительной охоты в горах за змеями вместе с 70-летним жителем гор Джоном Колдвеллом — красноречивое доказательство этому.

— Я встаю на рассвете, — говорил мне Колдвелл, — и все-таки не успеваю переделать все дела.

У Колдвелла есть дом на берегу уединенного и красивого ручья Лаурель Форк, участок земли. Вдвоем со своей 65-летней женой Лотти он выращивает табак, пшеницу, овощи. Колдвеллы — типичные представители трудолюбивого населения, живущие в горных районах штата Кентукки. Их предки и были пионерами.

В ясное и теплое весеннее утро, когда туманная пелена над у чьем рассеялась, мы с Колдвеллом перешли по бревну на другой берег ручья и направились в кузницу. Мне хотелось осмотреть, как мой знакомый будет работать. Кузницу он оборудовал в пещере. Она была маленькая, продымленная, с прокопченным потолком, но здесь были и наковальня, и горн, и набор нехитрых кузнечных инструментов. Колдвелл разжег горн, подвигал старые мехи, и вскоре горка угля стала ярко-красной. Вытащив щипцами раскаленную металлическую заготовку, он положил ее на наковальню, и через несколько минут у меня на глазах под ловкими ударами молота заготовка превратилась в готовую деталь.

Несмотря на свои преклонные годы, Колдвелл держится прямо. На нем потертый комбинезон, грубые ботинки и видавшая виды шляпа. Трехдневная щетина покрывает его щеки. Держится он гордо, с большим достоинством.

— Каждый, кто живет в округе, занят каким-либо ремеслом, чтобы подработать немного, — говорил мне Колдвелл.

Во многих восточных округах штата более половины жителей вполне обеспечены, чего нельзя сказать о Колдвеллах.

_{«Когда-нибудь я обязательно упаду с этого бревна», — думает Лотти Колдвелл, направляясь в горы за лекарственными растениями}

_{70-летний Джон Колдвелл за работой в своей кузнице}

_{Горная дорога после весенних дождей}

— Я был в Харлане в супермаркете, — продолжал он, — и повстречал там человека с тележкой, набитой различными продуктами. Но расплачивался он за них не долларами, а продовольственными талонами.

При этих словах в его спокойном голосе зазвучал оттенок презрения.

— Должен сказать, — снова заговорил он, — что лет 20–30 назад здешние жители ни в чем не нуждались. А сегодня есть и такие, кто не имеет даже клочка земли, засаженного картофелем. Они живут тем, что получают в виде подачек, бесплатно. У них не осталось больше гордости. А я за эти продукты не дал бы и ломаного гроша. Слава богу, я могу пока работать и не нуждаюсь в подачках.

Он подкрепил свои слова энергичным ударом молота. Держа длинными щипцами кусок нагретого металла, он внимательно его рассматривал.