На суше и на море - 1981

Жулитов мастерски проводит теплоход через боковое течение и с абсолютной точностью — как патрон в ружейный ствол — загоняет «Чагоду» в шлюз, не коснувшись бортами его бревенчатых стен. До них остается сантиметров сорок воды, не более.

Между тем две быстрые судопропускные — Лия Александровна Папуница и ее напарница — ловко переводят железные рукоятки затворов; одна из них забегает в будку, включает там рубильник, и ворота поехали, закрылись. Зашумела донная вода, теперь уже озерная. Судно качнулось, палуба поехала вверх. До уровня озера чуть больше человеческого роста.

Все тут выглядит просто, по-домашнему: и сам шлюз, уже наполненный до краев, — стоишь на последнем венце, и можно тронуть воду ногой, — и эти говорливые женщины, и открытые окна диспетчерской с геранями, с кошкой у порога, и музыка из деревянных пятистенок, и пустой ящик, вброшенный нам на палубу, чтобы на следующем шлюзе его наполнили свежим хлебом и попутным судном привезли снова сюда… Все это создает атмосферу легкости отношений, деревенской простоты.

Минут через двадцать «Чагода» вздрогнула и заскользила из шлюза в озеро. Теперь мы не на Сухоне, а в ее бассейне, на ее продолжении, на связке с Волго-Балтийским путем.

На Кубенском озере, как и на Воже, севернее его, обнаружены самые древние — трехтысячелетней давности — поселения человека в этих широтах. На западных приподнятых берегах прослежена цепочка стоянок оседлых людей того времени. И нынче тут деревни, одна за другой. Все избы на взгорке, окнами на озеро, откуда падает к воде травянистый наволок. За порядком домов заметны подолы — древние пашни, давным-давно обжитые и ухоженные новгородцами, пришедшими сюда за вольностью, «не прияхъ не имения ото князя, ни отъ епископа, и паша, себе покоя не дахъ». Лен и рожь с ячменем, репа и редька в огородах, овсы и луга кормили земледельца. Держали коров, навоз из подворья вывозили на близкое поле; в озере не переводилась рыба, в лесу тоже кое-чего добывали, вот и жили-поживали, добра не наживали, но и на чужих хозяев хребта не ломали. Сами с усами…

Сегодця здесь самый продуктивный район сельскохозяйственной Вологодчины. Правда, не очень людный: много народа уехало за послевоенные годы. Еще более могла обезлюдеть деревня, не проходи рядом оживленный Северо-Двинский водный путь, приобщивший эти места к новым работам в Нечерноземье. Корабли, баржи, пассажирские скороходы идут мимо. И сюда везут грузы — стройся, удобряй землю, получай городские изделия и блага. Отсюда тоже многое можно вывезти: зерно, картофель, льняную соломку. Все лето ходит катер, забирая с ближних ферм молоко.

Снова луга и луга. В озерной пойме изобилие травы. Видны такие же долины рек Кубены, Уфтюги, мелких притоков. Из озера путь по воде идет к Устью, Харовску, ковсем живущим в стороне. И куда ни глянь — зелень! Сколько коров, бычков можно кормить и выхаживать по этим озерным берегам! Такая сытная вольница окрест!..

Стоит пора горячего сенокоса. Погода — что надо. Но людей на покосе мало. Там, здесь колхозные бригады, шефы из городов. Кое-где стожки, чаще на самом береговом урезе, откуда легче взять.

_{Тихий Север…}

Трудно сказать, сколько сена и травы может дать огромная Шекснинско-Сухонская пойма, где насчитывают сто шестьдесят тысяч гектаров пастбищ и сенокосов. С этой-то площади даже при низком урожае можно собрать не меньше двухсот тысяч тонн сена и прокормить сто тысяч коров. Но это, как говорится, на первый взгляд. Более половины пойменной площади по каналам и по Сухоне, Вологде, Леже, Шексне либо поросло кустами, либо малопригодно по причине заболоченности.

Мелиораторы, много сделавшие для пашни, пока только присматриваются к лугам, хотя ценность осушенного и чистого луга никак не меньше ценности пашни.

Жулитов сидит за пультом на высоком стуле, спокойно ведет судно. На озере просторно и светло, бакены покачиваются на мелкой волне — смотри, любуйся по сторонам.

Проходим Устье. Оно справа, чуть видно с озера.

— Часто убываете там? — спрашиваю помощника.

Он вскидывает узкое смышленое лицо.

— Без речников там жить не можно. Все завозим. Муку, удобрения, контейнеры с товарами, бетон и кирпич для строек, даже тракторы. Не ахти какой причал, но управляемся, путь проторенный. Как и в Уфтюгу, а по ней на Бережное, там до железной дороги ой-ой-ой! А проезжие дороги — сами знаете… Только река и озеро выручают глубинку. Сейчас грузов для строек идет все больше.

Александр Андреевич — речник опытный, и судоводитель, и механик. Учился в Котласе, поработал на Иртыше, но вернулся все-таки в родные места, и вот уже десять лет на Вологодчине. Тут, как говорится, и душа на месте.

Буксир «Перепел», куцый и пестрый, действительно похожий на птицу, протащил шаланду, полную слякотного грунта от земснаряда, углубляющего фарватер выше по озеру. Похоже, ищет место, где бы свалить на глубину свой груз да скорее назад. На корме сушится, полощется от ветра белье. Наверное, семейный экипаж, с хозяйкой.