На суше и на море - 1988

У мира зелени в черте города и в ближайшем пригороде много своих проблем. Говоря о сделанном, мы привыкли употреблять неопределенно-личные предложения. Применительно к парку, городскому лесу это фразы типа: были высажены цветы, подрезаны ветви деревьев, проложены дорожки, убрана территория, построена детская площадка. Мы привыкли, что государство отпускает средства, оплачивает труд специалистов, делает все, чтобы нам было хорошо и удобно жить. Это понятно. У нас самый гуманный строй. Однако всегда ли оправданно мы являемся лишь пассивными наблюдателями того, что делается? Теперь стало модным говорить: Земля — наш большой дом. Хорошо звучит и очень правильно. Но разве мы не должны ухаживать за своим домом? Разве мы должны ждать, пока кто-то другой за нас это сделает?

Люди, сохранившие в сердце своем хоть частицу изначальной привязанности к миру природы, не щедры на словесные излияния. Любовь эта интимна и выражается в поступках. И вот уже рисуется идеальная (хочется помечтать) картина: дети проводят свободные часы в парке, в лесу рядом с городским домом. Взрослые не просто гуляют или сидят на зеленой траве. Они отзывчивы к любой работе для улучшения леса, парка. Они не позволят себе захламлять место отдыха. Они отзовутся на призыв лесника помочь ему. Нет дела веселей для ребенка и взрослого, чем устройство скворечников, мест кормления птиц и зверей, чем посадка кустарника, цветов, новых деревьев. Все эти сердечные заботы сближают незнакомых, создают атмосферу братства, когда чужие кажутся родными, а близкие становятся еще ближе. Живая природа воспитывает в человеке добро.

* * *

Погожим и тихим сентябрьским днем я медленно шел по прорубленной когда-то неширокой просеке. Справа и слева, высаженные около тридцати лет назад, ровными рядами стояли лиственницы. Они и сами почти все были ровные, правильные, с прямыми стволами и ветвями. Нижние ветви деревьев отходили почти горизонтально, но, чем выше по стволу, тем больше они поднимались в небо и постепенно завершались изящной сжатой верхушкой. Осень уже раззолотила ажурные кроны. Если бы не мягкая пушистость иголок и не их золотистый цвет, деревья казались бы строгими, а может, как дальние их родственницы ели, — чуть мрачными. Справа по просеке лиственницы были ярко освещены пока еще теплыми лучами невысокого осеннего солнца. И от этого на фоне голубого, слегка блеклого неба они смотрелись до слез красиво, чуть печально.

Оставалось немного до того момента, когда солнце скроется за ветвями, и вскоре не по-летнему рано завечереет. Ничто не нарушало общий, какой-то умиротворенный покой одного из немногих дней бабьего лета. Тишина полонила лес, разлилась в нем.

Пристально и жадно я смотрел вокруг, безотчетно запоминая и сердцем впитывая окружающее. Хотелось сохранить как можно дольше прекрасные картины этого дня, само, вроде бы и беспричинное, настроение радости, неуемное и ликующее желание жить.

Мое внимание привлекли две лиственницы. Они росли рядом, на хорошо освещенном месте, красотой и мощью выделяясь среди собратьев. Правильной формы пышные кроны были выше и шире, чем у соседок. Как могло это получиться? Ведь все деревья одногодки, и, когда их высаживали, точно знаю, они мало отличались друг от друга. Удачное солнечное место, лучшая почва? Но деревья рядом так же хорошо освещены, а представить себе, что почва на нескольких квадратных метрах значительно лучше, чем по соседству, довольно трудно. Нет, видимо, сама природа заложила в генетический код этих двух особей нечто большее, чем другим. Деревья, как и люди, разнятся жизненной силой со дня своего рождения. Говорят же: порода… Разве великие люди в силу своих совершенств не стоят выше сограждан эпохи? И разве многие из великих не росли и не жили потом в условиях худших, чем другие их современники?

Я медленно шел дальше. Просека была узкой, и, оглянувшись спустя какое-то время, я не увидел своих знакомцев. Их заслонили другие, полные очарования деревья.

Будь просека шире, те лиственницы еще долго бы виделись мне…