«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

— К какой такой синей воде? — спросил метис и взял его за ухо.

Пепе молчал. Почерневший цветок кактуса упал с его головы, и он гордо прибавил, что в эту ночь неисчислимые полчища могучих воинов заключили с ним вечный союз.

— Мальчишка бредит, — сказал штурман, — вы. верно, вчера напоили и его?

— Нет, сеньор, — сказал метис, — но я вам говорил: следовало оставить на свободе старого самца.

И старик погрузился в глубокую задумчивость.

Ни брань, ни угрозы испанцев, подозревавших какой-то обман, не помогли найти черепах. Вечером судно снялось с якоря и с пустым трюмом покинуло Чатам.

Лидия Соловьева СКАЗКА [44]

Мы шли тайгой. На пути то и дело попадались обгоревшие пни, а иногда и целые ряды почерневших, обуглившихся деревьев. Мне хотелось, как можно скорее уйти с этого мрачного места. Я люблю тайгу, люблю ее полную жизни, гордую и сильную, всегда стремящуюся к солнцу. Она живет, дышит, поет и сердится, но никогда не бывает жалкой…

Моя спутница, старая эвенка Мария, кажется разделяла мое настроение. Она молча ускорила шаг, а потом без всякой связи с предыдущим разговором вдруг сказала:

— Недавно пожар был. Смотри, сколько красоты сгорело. Говорят от курева. Кто-то огонь бросил на сухое сено. Сенокос здесь богатый был… — Мария вздохнула, — Хороший человек так не сделает. Хороший человек тайгу любит.

Она кинула на меня быстрый, испытующий взгляд. Черные умные ее глаза под негустыми белесыми бровями совсем молодо блеснули. Было как-то странно видеть эти молодые глаза на старом, морщинистом лице совсем седой женщины.

— У тебя беда, на сердце плохо? — тихо спросила она.

— Да, — ответила я просто, — мужа на материк проводила. Совсем.

Марию я знала давно, еще в пору своей работы в этих местах. Она была звероводом на колхозной ферме, и, когда я слушала, как она разговаривает со своими питомцами, черно-серебристыми лисами, мне казалось, что они понимают и любят её; как любят и понимают все окружающие. Мария обладала той удивительной чуткостью, которая заставляла даже мало знакомых людей вдруг рассказывать ей самое сокровенное и не лгать.

— Значит, совсем, — задумчиво повторила Мария, — Я твоего мужа знала. Хороший работник. И люди про него тоже хорошее говорили.

Мария сказала то, что больше всего меня мучило. Нет, я вовсе не хотела думать, что Виктор плохой. Ведь вот умеет он как-то с товарищами. И любят его. А со мной… Сначала мелкие ссоры, потом скандалы, ревнивые оскорбления, после которых мне все хотелось отмыться… А потом — недели, месяцы холодного, вежливого молчания. Виктор все чаще стал задерживаться на работе, а я радовалась каждой своей новой командировке.

Месяц назад Виктор пришел с работы неожиданно рано. За ужином, доставая из кармана изрядно помятый конверт, он протянул его мне и сказал:

— Вот, перевожусь в Н-ск, на завод…

Письмо было недельной давности, но я как-то вскользь заметила это, не удивляясь, что узнала о переводе мужа только теперь.

— Когда едешь? — спросила я.

И он тоже не удивился холодности моего вопроса.

Он понимающе кивнул головой и сказал, что вот расчет задерживают, но обещали на этой неделе закончить.

Мы простились, как прощаются давние, но не очень близкие знакомые.

— Напиши, если что надо будет, — сказал Виктор.

— Непременно, — ответила я, — и ты напиши…

— Не пишет? — спросила Мария.

— Нет.

— А ты?

— И я не пишу… Скажите, Мария, как же это так? Ведь вот вы знали его, Виктора. Сами говорите — хороший. Значит, это я… плохая? Да?

Мария засмеялась.

— Нет, тебя я давно знаю. Нет, ты совсем не плохая. Это… это знаешь как, — Мария покрутила рукой, подыскивая слова, и вдруг обрадованно указала на маленький, хрупкий цветок, примостившийся под большим, раскидистым деревом. И дерево и цветок были совсем свежими, не обгоревшими, и вокруг них на маленьком клочке земли даже зеленела несмелая трава. Они каким-то чудом уцелели от огня и выглядели необычно среди обожженной тайги.

— Смотри, — сказала Мария, — кругом огонь горел, каждое дерево о себе думало, каждый цветок о себе думал — такие все погибли. А эти, видишь, как стоят? Наверное, дерево думало, что это самый красивый цветок, и закрыло его своими ветвями, цветок и не видел огня. Он думал, что это дерево самое сильное. Даже огонь пожалел их, не тронул… Хорошо, когда любовь есть.

На какую-то минуту Мария словно забыла обо мне. Скорее всего она была сейчас мысленно с мужем. В поселке все говорили, что нет пары более любящей, чем Мария и Нестер. Высокий, широкоплечий, мускулистый, Нестер весь был воплощением силы. Движения его всегда размеренны и спокойны. Ни одно не пропадет зря. Нестер сплавщик леса. Его большие огрубевшие в работе руки, кажется, только и приспособлены для того, чтобы таскать огромные бревна, вязать плоты или спасать сплавляемый лес от капризов неспокойной реки в дни неожиданных паводков. И только одна Мария знала, какими нежными, осторожными, чуткими становились эти руки, когда Нестер оставался с нею…