«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

— Нэгнэр? — засмеялся Тог, и глаза его снова стали сердитыми и печальными. — Значит, вы назвали ее Нэгнэр? Вот она, смотрите! — И он указал на реку, бегущую так быстро, словно за нею кто-то гонится, — Это Нун, моя жена. Вы сказали, что я хороший, а Нун говорит, что это не так. Только недавно отец отдал мне ее в жены, а она дождалась, пока стает снег, и убежала к вам. Помогите мне вернуть ее Домой, ведь я всегда делаю вам добро…

Тогда самый старый из жителей селения приблизился к реке и сказал:

— Послушай людей, Нэгнэр-Нун, вернись домой. Нехорошо, когда жена уходит от своего мужа.

Закипела река, Нун рассердилась. Вода ее стала темной, а когда Тог протянул к ней руки, она зашипела, как самая настоящая сварливая жена, и обдала мужа брызгами, которые сразу превратились в пар. Одежда Тога намокла, а глаза сразу угасли и перестали гореть.

Рассердились люди.

— Какая ты плохая! — сказали они реке. — Смотри, что ты сделала с мужем.

— Я плохая? — обиделась Нэгнэр-Нун, — А кто же дает вам воду для питья и приготовления пищи? Кто поит цветы и деревья, которые вы любите, а разве не отдыхают люди возле реки в жаркий день?

— Да, и это верно, — сказал старик, — Выходит, вы оба хорошие.

Старик задумался, а Тог стал просить:

— Не убегай от меня, Нун! Хочешь, останемся с этими людьми?

Подумала Нун и согласилась. «Может быть, и правда здесь нам будет лучше», — решила она.

И стали они жить среди людей. Только тогда поняли люди, почему ссорятся Тог и Нэгнэр-Нун. Нун была веселая и быстрая. Но оттого, что спустилась она с гор вместе с талыми снегами, сердце Нун было холодным, как эти снега, и не понимала она горячего Тога, своего мужа. Нун любила свободу, любила, когда заглядывались на нее. Когда же ласковый ветер пушил ее волосы, Нун откидывала свою красивую головку и пускалась в пляс, а глаза ее при этом так блестели, что бедный Тог спешил увести жену, потому что он ревновал ее к ветру. Он ревновал ее и к тайге, куда любила уходить Нун, ревновал и к солнцу, при свете которого Нун становилась еще красивее, ревновал даже к людям, потому что с людьми Нун была ласкова. А берега? О них и говорить не приходится. Ведь Нун была рекой, а у каждой реки есть берега. Но Тог не хотел понимать этого. Ему казалось, что она ласкает свои берега так, как никогда не ласкала его.

— Сейчас же уйди от них! — кричал Тог. — Ты отдаешь им всю ласку, а мне ничего уж не остается.

Напрасно Нун пыталась его успокоить, напрасно говорила, что она ему верна. Тог не верил.

Дивились люди, глядя на них. Ведь Тог делал им много добра и был ласков и спокоен. Но едва появлялся ветер, как Тог начинал злиться, ворчать и спешил хоть искоркой полететь с ветром туда, где была Нун. Ему казалось, что ветер только к ней и летит. Завидев солнце, Тог тянулся вверх и кричал!

— Эй, ты! Спустись сюда! Посмотрим, кто горячей!

Когда Нун была спокойна и даже хотела с ним помириться, Тог сердито говорил:

— Ты набегалась с ветром, согрелась под солнцем, приласкалась у берегов и теперь хочешь обмануть меня, потому что ты виновата…

И тогда Нун сердилась, закипала и говорила:

— Уходи! Уходи от меня!

Но Тог не уходил, он бушевал. Он забывал тогда, что должен был делать людям добро. Как он обижал тогда всех вокруг, хотя никто не был виноват в том, что Тог и Нун были разные, слишком разные…

Тог пытался заслонить солнце дымом, наполнял воздух гарью, чтобы ветер, который очень не любит этого, чихал и кашлял. От этого страдали и люди, потому что ни дым, ни гарь никому не приносят радости. Он размахивал своей широкой красной одеждой и жег берега, красивые берега Нун, на которых так любили отдыхать и люди, и птицы, и звери. Тог не думал ни о ком.

И тогда разгневанная Нун выходила из берегов. Она мяла, заливала ледяной водой свой чудесный наряд из трав и цветов, покрывавших берега. Нун становилась серой от ярости, она бурлила, вырвавшись на свободу. Ей хотелось позвать сразу всех: и ветер, и солнце, и людей. Ей хотелось крикнуть:

— Да уймите же его, уймите!

Но гордая Нэгнэр-Нун не делала этого. Ей было стыдно. Она настигала разбушевавшего Тога и гасила его. Гасила холодной водой.

А потом, тихонько войдя в берега, Нун молчала и никому не говорила о своем горе. Мокрый Тог притихал ненадолго и только жаловался украдкой людям на неверную жену. А люди что? Одни жалели Тога, другие Нун, но кто ж разберется в чужой жизни?

Только один раз тот самый старик, что первый спросил у Тога, кто он, сказал:

— Нет, не любишь ты ее, не любишь.

— Это неправда, люблю, — возразил Тог.

Но старик покачал головой.

— Ты любишь только себя. Ты хочешь спрятать Нун в горах, лишить ее света. Ты хочешь отнять у Нун то, что она любит. Ты хочешь отнять у нее жизнь. Нун плохо с тобой, подумай…

Но Тог не понял старика.

Кто знает, что было бы дальше? Ох, как надоело это красавице Нун!