На Свободе . Беседы у микрофона. 1972-1979

Для людей постарше это все — хрестоматийные вещи. Но для молодого сегодняшнего поколения в СССР это уже становится неизвестным. В новых учебниках о борьбе большевиков против цензуры за свободу слова более восторженно не рассказывается. Даже в энный раз пересмотренная и переработанная сегодняшняя «История КПСС» об этом ничего не говорит. Настолько любопытный факт, что поневоле возникает вопрос: с чего бы это?

Гм, помилуйте, в таком случае в «Истории КПСС» надо пересмотреть и затушевать еще ряд вещей. Молодому поколению, следуя той же логике, вряд ли стоит рассказывать, что превращение дореволюционной России в индустриальную страну (цитирую) «как и всюду, происходило путем усиления эксплуатации трудящихся. За цифрами роста фабрик и заводов, строительства железных дорог… скрывались горе народа, его слезы и кровь»… Да.

Процитирую еще такие мысли: «Подневольный крепостной труд был малопроизводительным, а основанное на таком труде сельское хозяйство очень отсталым». «Горькой была доля крестьянина. В невероятно тяжелых условиях жили и рабочие… Нищенской заработной платы едва хватало на скудное пропитание. Но и этот ничтожный заработок всячески урезывался». «Широко применялся труд женщин». «Народ в России не имел никаких политических прав. Нельзя было свободно собираться, высказывать свои мнения и предъявлять требования, свободно объединяться в союзы и организации, свободно издавать газеты, журналы, книги». Так.

Но если борьба революционеров против цензуры, за свободу слова из «Истории КПСС» убрана, то этоуж, пожалуй, следовало убрать еще прежде. Вернемся к цензуре.

В свое время Ленин определил, в каком положении будет находиться печатное слово после победы революции (цитирую):

Это будет свободная литература, потому что не корысть и не карьера, а идея социализма и сочувствие трудящимся будут вербовать новые и новые силы в ее ряды. Это будет свободная литература, потому что она будет служить не пресыщенной героине, не скучающим и страдающим от ожирения «верхним десяти тысячам», а миллионам и десяткам миллионов трудящихся.

Эти ленинские слова я, помню, изучал еще в школе. Все школьники также знают два первых декрета — «О мире» и «О земле», принятые в день переворота 25 октября, по-новому стилю 7 ноября 1917 года. Помню, мне, школьнику, как-то была досадна эта цифра «два». Для идеальной картины хорошо было бы «три» — четкая эффектная законченность. Бог троицу любит. Кроме мира (которого революция не принесла) и земли (которой она так и не дала в конечном счете), что следующее было таким важным, что подлежало немедленному декретированию в первую очередь? К вашему сведению, печатное слово. Но об этом уже не говорится ни в «Истории КПСС», ни в других учебниках. Пришедшая эра свободной литературы ознаменовалась декретом «О печати», изданным Советом народных комиссаров 9 ноября 1917 года, по этому декрету немедленно запрещались (да, я не оговариваюсь, не «провозглашались», не «разрешались», а именно «запрещались» — с этого начали победившие борцы за свободу слова), итак, запрещались органы печати (цитирую текст декрета):

1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению Рабочему и Крестьянскому правительству;

2) сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов;

3) призывающие к деяниям явно преступного, т. е. уголовно наказуемого характера.

Не нужно было быть юристом, чтобы увидеть большие возможности, скрытые за этими емкими формулировками. Любой анекдот, например, может быть квалифицирован как «сеющий смуту путем явно клеветнического извращения фактов». Что квалифицировать как «неповиновение», «преступное деяние», «уголовно наказуемое»? Это всегда решали руководители партии. Хуже того, в те времена, как показала практика, партия распорядилась вообще не утруждаться логикой, там, формальностями или законами, а — руководствоваться так называемым «классовым чутьем». Знаменитый, так потом воспетый советским эпосом «человек с ружьем» говорил: «Я чую, что ты враг» — и стрелял.

Феноменальное, небывалое и сногсшибательно простое разрешение всех сложностей. Куда там потом действительно, как говорит Солженицын, «недотыкам» Гитлеру и Геббельсу: нацисты черепа измеряли, проценты крови родителей считали, антропологов, медиков, химиков привлекали, чтобы определить, кто враг.