На тихой Сороти

Получив такую исчерпывающую информацию о родителе, я совершенно успокоилась. Оставалось позаботиться о Наде. Ее опять могли не принять. Дома у Нади весь передний угол в столовой занят иконами всяких размеров. Даже в ее светелке иконы. К тому же Надины тетки участвовали в пасхальном крестном ходе, и это тоже могло обернуться против Нади.

По этому поводу мы всей компанией два раза совещались в библиотеке, в теплой тесной каморке, которую Виталий Викентьевич именовал своим кабинетом. (Он нас любил, встречал приветливо и разрешал рыться на книжных полках сколько душе угодно. За это мы вытирали с полок пыль и подклеивали рваные переплеты, а Надя заполняла карточки-каталожки.)

На совещании мы думали, спорили и беззлобно переругивались. Наконец приняли предложение самого разумного из нас — Вовки Баранова. Решили всем вместе явиться к Надиным теткам и поговорить с ними по душам.

Разговор об иконах должна была начать я, как староста класса, а остальные поддержат. Ну а уж если не поможет, подключим в это дело Катю и Анну Тимофеевну.

Неожиданно мы приобрели сообщника в лице Виталия Викентьевича. Как всегда торжественно, библиотекарь сказал:

— Вам, и только вам, принадлежит будущее! Пионерия — это прекрасно. От французского «пионье» — исследователь, первооткрыватель! Первый всегда и во всем. Я сам лично поговорю с уважаемыми Анной Максимилиановной и Марией Максимилиановной.

Виталию Викентьевичу можно было верить: с Прянишниковыми он состоял в старинной дружбе. Многие в поселке помнили, что он в молодости сватал Марию. Но ссыльный адмирал Прянишников не пожелал иметь зятем комедианта. Не став членом семьи Прянишниковых, Виталий Викентьевич на всю жизнь остался преданным другом их дома.

Я не любила бывать у Нади. Из-за мух Надины тетки почти никогда не растворяли окна. В низеньких, сплошь заставленных старинной мебелью комнатах было всегда сумеречно, душно, от множества цветов в горшках и горшочках — влажно, как в оранжерее. Пахло ладаном от негасимой лампады, от диванов и диванчиков — нафталином, от ковриков — кошками и еще чем-то приторным, отжившим. А Надины тетки — старухи строгие, крикливые, до смешного похожие друг на друга. Они — старые девы. И в поселке их зовут «барышни».

Когда они в черных одинаковых платьях, в черных шляпках с вуалями, в черных дырчатых перчатках выходят на базар или в церковь рука об руку, люди уступают им дорогу и непременно оглядываются. Уж очень сестрицы похожи на важных белоносых грачих.

Я шла не торопясь и обдумывала, что им скажу. А сказать надо, было что-то убедительное, солидное. Что вот, дескать, нельзя разводить терпимость веры на глазах воинствующих безбожников. Вот так прямо и выложу!.. Так один раз приезжий оратор говорил.

На Надином чистеньком крылечке стояло несколько пар разномастной обуви. «Ого,— подумала я.— Наши уже в сборе».

На половичке, как заправский караульщик, лежала лохматая Дэля и помахивала хвостом-бубликом. Я тоже скинула свои парусиновые туфлишки. На всякий случай легонько щелкнула Дэлю в черную тюпку:

— Прокараулишь — сошью себе чувяки из твоей шкуры.

Потом набрала полные легкие воздуха и решительным рывком отворила дверь, как в холодную воду нырнула... Ничего не успев разглядеть в полутемной прихожей, ворвалась в столовую и начала речь от самого порога:

— Товарищи Анна и Мария Максимилиановны! Если вы воинствующие безбожники... Мы не позволим на красной базе...

Грянул такой оглушительный хохот, что я попятилась. Мои друзья восседали на венских стульях вдоль стены и хохотали самым предательским образом. Люська визжала и стукала по половику пятками в белых шерстяных носках. За столом улыбался Виталий Викентьевич. Почти мирно тетка Мария сказала:

— Вот оно, теперешнее воспитание: яйцо вкатывается в чужой дом и начинает учить курицу!

Анна повелительно махнула мне рукой: - Сядь и молчи. Оратор. Мы уже решили. Наша племянница вступает в это самое... в пионеры. И она больше не пойдет в церковь. И из ее комнаты мы убрали образа.

Ура!— заорала я и неожиданно для себя чмокнула тетку Анну в белый грачиный нос. Та засмеялась.

— Разбойники! Надюша, поставь-ка самоварчик.

- Да,— важно подтвердила Мария. — Мы все будем пить чай с земляничным вареньем! И с ватрушкой.

После уроков из всех классов нижнего этажа в коридор вынесли скамейки. На них расселась общешкольная пионерская дружийа. А за столом, покрытым кумачом, расположился совет дружины. В центре Катя-вожатая, а рядом с нею очень рыжий и очень серьезный председатель совета дружины семиклассник Васька Мальков.

Справа от Васьки, слева от Кати — члены совета дружины. И ни одного учителя. Полная самостоятельность.

В пионеры принимали серьезно, придирались ко всякой мелочи, высказывались все, кто хотел, спорили, шумели, переголосовывали. Никто не торопился, но дело спорилось: за два часа с четвероклассниками было покончено. Подошла наша очередь.

Люську приняли условно: если до 7 ноября не схватит ни одного «неуда» — получит красный галстук.