И Надю приняли с оговорками. Взяли с нее дополнительное торжественное обещание, что она поднимет дома антирелигиозную пропаганду на должную высоту.
И Аленку приняли. Правда, Динка крикнула со своего места, что Аленка отлынивает от общественной работы, но та вывернулась:
— А мне ничего пока не поручали!
И это было правдой. В классе привыкли считать Аленку белоручкой и маменькиной дочкой и даже о последнем воскреснике ее не предупредили. Вот и получилось, что, когда весь класс копал картошку в Михайловском колхозе, Аленка дома нежилась.
— Она сплетница-газетница! — выкрикнула с места Люська. Но эту реплику Васька-председатель пропустил мимо ушей. (Кто из девчонок не любит позлословить? Что верно, то верно.)
За Аленку голосовали почти единогласно. По всем предметам у нее «хоры», тихая, скромная. Да, она тихая, очень даже тихая...
— Хоботова! — Моя фамилия прозвучала, как чужая. Про всех спросили меня: про мать (как будто не знают, кто она такая!), про отца, про деда, про бабку и даже про Тоню. Сам Васька Мальков спросил:
— Почему прислугу держите?
Какая же Тоня прислуга? Она просто Тоня. Полная хозяйка в доме. Так я и ответила. А Васька еще подкинул непредвиденный вопрос:
Слушай, я узнал, что твоя мать классическую гимназию закончила, как же так? Ведь дед твой крестьянин?
Ну и что из того? Зато дедов дед был майор. Вот маму и приняли.
Васька присвистнул:
Так, выходит, ты из дворян?
Я только заморгала:
Из каких дворян?
Ну как же, раз твой прапрадед был майором, а это почти генерал...
Никакой он не генерал! Он просто бородинский герой. Командир батальона двадцать седьмой дивизии генерала Неверовского! — единым духом выпалила я и обернулась назад, ища сочувствия у притихших одноклассников.
Вовка Баранов крикнул?
— Голосуйте! Нечего там...
И Динка не утерпела
— Она ударница и староста!
И кто-то из старшеклассников крикнул?
— Какое нам дело до дедов и прадедов?
В коридоре стало шумно. Катя-вожатая, побрякав в колокольчик, что-то сказала Ваське Малькову. Но тот упрямо затряс крутолобой головой. В наступившей тишине Васькины слова хлестнули меня нестерпимой обидой.
Нет,— сказал он. — Надо все проверить. Этак всякий чуждый элемент может пролезть в пионерскую организацию.
Сам ты чуждый! — закричала я и заревела белугой. И вдруг не стало ни тишины, ни порядка. Васька, пионеры и мои одноклассники кричали, топали ногами, перебивая друг друга, звонила в колокольчик и кричала Катя.
Кончай!
Чего привязался? Сын за отца не ответчик, а тут дед...
Какой дед? Вспомни, когда был Бородинский бой?
Раз прапрадед генерал, не надо было в пионеры лезть!
Молчи, балда! Какой тебе генерал?
— Вовка, большая шишка майор?
А я почем знаю!
А почему тогда Надьку приняли? У нее родной дед вице-адмирал.
Так ведь он же ссыльный! Большая разница.
Я, закрыв лицо руками, ревела в три ручья. Рядом за компанию тихо плакала Надя Прянишникова. Катя пробралась ко мне и тронула меня за плечо:
Ну что ты плачешь? Разберемся. Это правда, что прапрадед твой герой Бородина?
Правда! — закричала я, размазывая по лицу слезы.— У бабушки в деревне бумаги есть. С печатями. Ему на Бородинском поле оторвало руку. И деревянные солдатики у меня есть.
За моей спиной кто-то засмеялся?
— А при чем здесь деревянные солдатики?
Да, мое игрушечное войско тут было ни при чем. Сгоряча бухнула.
— Зинка, зови сюда прапрадеда!
— И солдат своих веди!
— Ха-ха-ха-ха!
Тише, ребята! Что вам здесь, спектакль, что ли? Вопрос серьезный,— возмутился Васька-председатель.
Сам же смешишь!
Тут я заметила Анну Тимофеевну. Когда же она вошла? Учительница, подняв руку, просила слова. Катя только раз звякнула в колокольчик, и сразу стало тихо, как на уроке.
— Ребята, скажите по-честному, а праправнучку Кутузова или Багратиона вы бы тоже не приняли в пионеры? — Вот какой вопрос задала наша учительница.
Люська Перовская восторженно взвизгнула:
Молодец, Анна Тимофеевна!
Так то Кутузов и Багратион...— возразил явно смущенный Васька.
Опять ребята зашумели:
Какая разница, раз Зинкин родич тоже герой?
Пусть докажет, что герой!
Голосуй! Надоело.
Анна Тимофеевна опять подняла руку:
Прапрадед Зины Хоботовой действительно герой Бородина. Мне-то вы, надеюсь, верите?
Верим!
Тише! Голосуем,— сдался наконец Васька.— Кто «за»? Единогласно.
Катя повязала мне алый галстук и скрепила узел металлическим пионерским значком-зажимом.
К борьбе за рабочее дело будь готова!
Всегда готова! — Я не могла удержать счастливой улыбки. Но праздник был все-таки испорчен. Даже к Люське на пироги не пошла, хоть та и очень звала,— мама ее специально пекла по такому случаю.
Домой я вернулась зареванная и надутая. На бабушкин вопрос огрызнулась:
— Развели дедов и прадедов — генералов целый полк, а я отвечай...
Бабка не поняла. Пожала плечами. Тоня, обменявшись с нею взглядом, молча посверлила пальцем у своего виска. Я даже не обиделась — так устала. Обедать отказалась. Свернулась калачиком на сундуке и тут же заснула.
А вечером прибежала Люська, принесла кусок пирога и сразу про моих солдат:
— Покажи!
Делать нечего — показала.
У Люськи заблестели глаза.
— Ой, сколько! — начала считать желтых французов.