На том стоим (СИ)

Это могло бы обрадовать Нарциссу, но она знала, что всё это сделано для приёма человека, которого она откровенно боялась. Можно было сослаться больной и не вылезать вечером из постели. Но на ужин должны были прибыть Малфои, а юной мисс Блэк не терпелось снова увидеть будущего супруга. Малфои давно поддерживали Волдеморта, и Люциус как-то шепнул Нарциссе, что является особо приближённой персоной к величайшему магу.

Не то чтобы Нарцисса в это поверила, но, по крайне мере, чёрная уродливая метка на предплечье Люциуса имелась. Носить такую стало нынче модно. Мистер Паркинсон и родственники по матери — Розье уже обзавелись метками. В комплекте шли чёрные мантии и чудовищные маски. И что же теперь? Неужели весь этот праздничный ужин, фонарики, сверкающий как стекло паркет и столы нужны лишь для того, что бы Регулус обзавёлся всем тем же?

*

— Прекрасный дом, — сказал Волдеморт, отмечая старания хозяев.

Нарциссу он удостоил мимолётным взглядом.

Белла всё время улыбалась своей раздражающей гаденькой улыбочкой, и при появлении Малфоев, которых, к слову, дед Арктурус на дух не переносил, лишь пренебрежительно хмыкнула.

— Старик ещё ничего, старая школа, а вот женишок твой, Цисси, ни рыба ни мясо. Не знаю, что такого в нём нашёл Повелитель.

«Значит, это правда! — удивилась Нарцисса. — Люциус и впрямь входит в ближний круг Волдеморта». Радоваться этому или огорчаться — она ещё не решила.

Родители улыбались. Мистер Арктурус соревновался в громкости голоса с отцом Люциуса. Мелания Блэк тщетно пыталась успокоить столкнувшихся нос к носу упрямых мужчин. Дядя был зловеще молчалив, а тётя, наоборот, была неожиданно мила со всеми, даже с теми, кого в тайне терпеть не могла.

Весь вечер Нарцисса танцевала, смеялась и веселилась, радуясь про себя, что напрасно опасалась. Вечер совсем не был плох.

Между гостями сновали домовые эльфы, со своих портретов на стенах в холле миролюбиво взирали предки, играла приятная музыка, а дорогая люстра, не уступающая по размерам хрустальному гиганту Малфой-мэнора, блестела сотней цветных огней.

*

Нарцисса не хотела подслушивать. Она чётко знала, что настоящей благородной леди не стоит заниматься такими вопиюще неприглядными делами. Она с радостью дала бы знать о своём присутствии за спинкой дивана, где искала свою выпавшую из-за пояса палочку, но не смела.

Рудольфус буквально втащил Беллу в комнату и захлопнул дверь.

— Как мне следует понимать твоё поведение?!

— Не кричи на меня! — взъерепенилась Беллатриса.

— Все волшебники, присутствующие в зале, смеются надо мной. Даже в моём присутствии ты продолжаешь льнуть к другому, — устало сказал Лестрейндж.

— Он мой учитель и мой Повелитель, — холодно возразила Белла. — Тёмный Лорд лично обучал меня окклюменции. Он как Бог. Впрочем, тебе не понять.

— Бог? — хмыкнул Рудольфус. — Он не бог, Белла, и ты это знаешь. Он сильный волшебник, но всего лишь человек, как и мы.

— Нет! Он бессмертен, Руди! Бессмертен! Тебе не понять меня, и никому не понять. Это нужно было видеть, — сбивчиво зашептала Белла. — Я была там. Всё происходило на моих глазах. Смертельное заклинание Грюма попало Повелителю в грудь. Он упал навзничь, но поднялся. Он сам сказал мне, что его невозможно убить. Он самый великий волшебник в истории!

— Ты уверена в этом? — нотка сомнения проскользнула в голосе Рудольфуса, и Нарциссе вдруг стало не по себе. Слишком уверенно уж говорила Белла, слишком искренне и эмоционально, словно на самом деле так оно и было. Но это невозможно. Никто не может выжить после Авады Кедавры.

— Уверена, конечно! Хватит дуться на меня, Руди, — сказала Белла, и по ковру зашуршали её юбки. — Мы договаривались с тобой. Любовь женщины — это вся её жизнь. Я посвятила её нашему Повелителю. Но нам с тобой хорошо. Я не люблю тебя, а ты меня. Правда?

— Правда, — тихо ответил Рудольфус.

— Нам хорошо вместе, — сказала Белла и с усмешкой добавила: — Кроме того, где ещё ты найдёшь такого хорошего партнёра для партии в волшебные шахматы? Мы можем сыграть, если хочешь, и сегодня я больше не буду, как ты там вульгарно выразился? Льнуть?

Нарцисса вздрогнула, когда над её головой проплыла сорвавшаяся с места на тумбочке шахматная доска.

— Нет, — раздался голос Рудольфуса. — Я только вернулся из рейда. Я так устал, Белла.

— Ну, если ты устал…

На некоторое время воцарилась тишина.

Нарцисса замерла на мгновение, нашарив под диваном свою палочку, а затем осторожно выглянула из-за спинки софы.

Она увидела свою сестру в чёрном батистовом платье, стоящую к дивану спиной, и почувствовала себя провинившимся ребёнком, совсем как в десять лет, когда стукнула этой же шахматной доской дразнившего её Сириуса по голове.

Беллатриса целовалась с мужем.

Наконец, Рудольфус отстранил от себя жену, странно посмотрел на неё и приподнял её голову за подбородок чуть выше.

— Нет, Белла, в эту игру мы тоже играть не будем.

Он вышел, а Беллатриса ещё долго стояла в комнате, не двигаясь с места.

*

«Неужели он любит её?» — недоумевала Нарцисса. Никак иначе она не могла объяснить отчаянный взгляд Рудольфуса. В любом случае — Белле он был безразличен.