Перейдя вместе со своим обер-камергером во вторую половину вагена, Анна Иоанновна первым делом выглянула в открытую стрельню. Другие стрельни до поры были прикрыты ставнями, отчего внутри царил сумрак, зато поляна казалась освещённой особенно ярко. Увидев десятка полтора русаков, мечущихся возле тенёт, Анна Иоанновна недовольно покосилась на обер-егеря.
– Отчего зайцев мало?
– Так, государыня, мои мужики ещё в лесу шурудят, мешок затягивать начинают, – дрогнувшим голосом пояснил тот.
Мешком обер-егерь называл особое перестроение загонщиков, когда они, окружив заданный участок, начинали гнать поднятое зверьё с трёх сторон, чтобы потом, оставив лишь один проход, заставить всех бежать на поляну. Вроде, говоря о мешке, обер-егерь был прав, так как почти сразу после его слов из леса повалила целая гурьба зайцев, и тут Анну Иоанновну словно подменили. С загоревшимися глазами она схватила бывшее у стрельни ружьё и пальнула, подстрелив сразу трёх длинноухих. Входя в раж, она не отдала, а кинула разряженное ружьё обер-егерю и тут же, ухватив другое, снова выстрелила.
Бирон, тем временем занявший позицию у соседней стрельни, вдруг встрепенулся. Широкая горизонтальная щель давала хороший обзор, и он, первым увидев, как на поляну выбежал кабан, радостно завопил:
– Свинья!.. Дикую свинью загнали!
Это была удача, и, не спуская глаз с поляны, Анна Иоанновна удивлённо кинула обер-егерю, заряжавшему ружья:
– Откуда тут свинья?
– Надо полагать, из ольшаника. – Не выпуская ружья из рук, обер-егерь из-за плеча государыни тоже глянул на поляну. – Там три года как ель выгорела, опять же дубрава рядом. Должно, оттуда.
Однако, пропустив мимо ушей слова обер-егеря, пустившегося в долгие пояснения, Анна Иоанновна уже не спускала глаз с желанной добычи. Кабан же, пытаясь вырваться из ловушки, бросался то в одну, то в другую сторону, и тут неотступно следивший за ним Бирон, испугавшись, что сильное животное прорвёт тенёта, крикнул:
– Стреляй, матушка!.. Стреляй!
Просить Анну Иоанновну нужды не было. Уперев для верности ружьё в край стрельни, она прицелилась и спустила курок. Выстрел оказался метким, кабан осел на задние ноги и, дёрнувшись пару раз, свалился. Довольная Анна Иоанновна дунула на замок ружья, сгоняя в сторону ещё курившийся над полкой дымок, и, повернувшись к обер-егерю, распорядилась:
– Свежины мне в охотничий домик отправь.
Охотничий домик, построенный на самой опушке леса, находился в трёх верстах от поляны. Обычно государыня там только ночевала, имея обыкновение весь день проводить в ягд-вагене, и сейчас ей представилось, как она, сытно поужинав зажаренным на вертеле мясом, будет коротать вечер в обществе сердечного друга…
Фельдмаршал Миних был разъярён и никак не мог успокоиться, так как у него первый блин вышел комом. Остановив коня на обочине то ли большой тропы, то ли плохой дороги, Миних в который раз мысленно возвращался к случившемуся. Застоявшийся конь прядал ушами, и фельдмаршал сдерживал его, натягивая повод. Теперь Миних всё время был в седле, оставив свой шлаф-ваген далеко позади. К тому же под Перекопом казаки захватили обитую красным сукном ханскую двуколку, но и она была ни к чему. Да и зачем повозка, если приходилось то одолевать косогор, то ехать берегом какой-нибудь речки, вода в которой, как правило, была горьковато-солёной. Зато оказавшаяся в ханской коляске подзорная труба английской работы Миниху приглянулась, и он откупил её у казаков для себя.
Вот и сейчас, глядя через неё на проходящие мимо войска, Миних снова вспоминал начало похода. Когда он, выйдя из Перекопа, двинулся на Козлов, тут же появившиеся татары, держась на расстоянии пушечного выстрела, заставили его армию идти только в каре. Вдобавок при переходе через мелкий морской залив Балчик случился разрыв каре, и бывшие неподалеку татары немедленно бросились на армейский обоз. Произошла сильная стычка, но русские отбились и даже окружили сотни две татар, однако решительного боя не произошло. Русская армия осталась на месте, а неприятель отошёл и расположился лагерем всего в каких-то двенадцати верстах.
Миних решил воспользоваться моментом и приказал генералу Гейну с трёхтысячным отрядом солдат и донских казаков, не мешкая, подойти ночью к неприятельскому лагерю и утром напасть на татар врасплох. Однако генерал Гейн провёл половину ночи в ранжировке солдат и потому опоздал. В результате на лагерь налетели только подошедшие вовремя донцы, и они поначалу даже имели успех, но позже татары опомнились и в начавшейся схватке чуть не перебили казаков, которых спасло лишь то, что припозднившиеся солдаты Гейна, наконец-то показавшись вблизи, заставили устрашённого неприятеля отступить.