На участке неспокойно

В глухом неосвещенном скверике, Где возвышался бронзовый Пушкин, они остановились и несколько минут глядели друг на друга, ничего не замечая вокруг. Катя не удержалась и произнесла одними губами имя Анатолия. Он порывисто обнял ее и начал торопливо целовать. Она не сопротивлялась — стояла, чувствуя, как все сильнее стучало сердце, и тело становилось таким легким, что она, кажется, улетела бы и парила в воздухе, как птица.

— Катюша, родная, милая, — задохнулся Анатолий. — Я не могу, понимаешь? Не могу, значит…

Она поняла и сказала, отстраняясь:

— Нельзя так…

— Катя!

Она вырвалась, отошла в сторону. Вечер был испорчен. Хотелось плакать. Нет, она не обвиняла Анатолия. Просто было горько и обидно, что все так кончилось. Можно же побыть вместе и хорошо провести время. Или, может быть, она еще ничего не понимала?

— Катя, ну что ты, ей-богу, сердишься? — подошел к ней Анатолий… — Ты меня неправильно поняла, во-от.

— Я никак тебя не поняла,

— Ну брось, что ты… — Он обошел ее, взял со спины за плечи. — Пойдем завтра в ЗАГС?

— В ЗАГС? — Она не знала, как отнестись к его предложению.

— Распишемся, Я не могу без тебя. Не могу, и все! Понимаешь? Во-от.

Они сходили в ЗАГС в следующее воскресенье. Через неделю была свадьба,

— Мой мальчик, — говорила в присутствии Кати мать Анатолия, полная молодящаяся женщина, — ты. выбрал себе красивую жену. Береги ее.

— О, богиня-покровительница! — развязно склонился перед матерью Анатолий. — Не вмешивайся в мои семейные дела.

— Он — в меня, — хохотнул отец Анатолия, тощий, как гвоздь, мужчина, с бесцветными маслянистыми глазами.

Началась новая жизнь. Сначала она принесла Кате ласку и заботу мужа, затем — горечь и разочарование.

Месяца через полтора после свадьбы Анатолий явился домой выпивши с двумя незнакомыми мужчинами.

— Поэт Борис Цирин, писатель Виктор Печеров, — представил он Кате незнакомцев. — Собери нам что-нибудь закусить… Только, пожалуйста, поскорее, во-от!

Часов до трех ночи сидел Анатолий с Борисом и Виктором на кухне, за столом, заваленным закуской и бутылками. Катя лежала в комнате на кушетке и слушала их пьяный бред.

Больше всех говорил Печеров. Он хвалил Анатолия за какое-то стихотворение, повторяя неизменно одну и ту же фразу:

— У тебя великолепное будущее, старик. Спроси знаменитого песенника. А, Борь?

Цирин кривился при этом и неразборчиво цедил:

— Ты бездарь, Витька, конъюнктурщик, а в Толике что-то есть… Только смотри, Толюха, как бы и тебя не сгубила одна-единственная песня…

— Я труженик, во-от. Особых природных данных не признаю. Все добываю, значит, горбом. Выпьем!

Они пили, гремели стульями, ходили по кухне, звали Катю, когда кто-нибудь начинал читать свой очередной опус. Катя покорно вставала и шла к ним, сонно хмуря брови.

— Берегите мужа, —  пьяно шептал ей Печеров. — Ниночка меня богот-твори-ит… м-моя ж-жена…

В эту. ночь Катя не уснула. Пьяный храп Анатолия гнал от нее сон, и она лежала с открытыми глазами, терзаемая противоречивыми думами.

Утром Анатолий опохмелился и сказал, как нечто вполне обычное:

— С сегодняшнего дня я перехожу на творческую работу. На завод больше не пойду. Сам Цирин, автор знаменитой песни, оценил меня. Гордись, старушка!

Она не стала ему возражать— вспомнила восторженные речи Бориса и Виктора и решила, что от этого не уйти. Правда, его решение, как и вчерашняя пьянка, вызвало в ней досаду.

В первые дни Анатолий не выходил, из дому. С утра до вечера меряя он комнаты большими медленными шагами или стоял у окна, нервно раскуривая одну папиросу за другой.

Катя старалась не мешать ему. Она знала, что он работал над поэмой о хлопкоробах. Он был благодарен ей за это и раз в неделю «отчитывался» перед ней — декламировал написанное.

Но не долго Анатолий испытывал радость творческого труда. Неудачи, встретившиеся в начале работы над поэмой, разочаровали его, и он стал целыми днями валяться на кушетке или просиживать у дома, равнодушно поглядывая на проходивших мимо людей.

Потом наступил конец и этому занятию. Однажды в квартире снова появились Цирин и Печеров. Они любезно поздоровались с Катей и сказали, что пришли за Анатолием — во Дворце швейников собиралась молодежь, и он должен читать свои стихи.

Возвратился Анатолий в пять утра. На вопрос Кати, почему так поздно, ответил, что заходил к Печерову на квартиру, где читали его повесть «Степные проселки», потом на радостях пили какую-то бурду: у Викторова соседа — свой самогонный аппарат.

— Такое событие, старушка, во-от, — попытался обнять Катю Анатолий. — Я тоже, как закончу поэму, устрою, значит, сабантуй.

С этого времени Анатолий все чаще и чаще стал отлучаться из дому. Возвращался обычно перед утром или на другой день. Причины для таких отлучек были всегда почти одни и те же; «Обсуждали роман», «Ездил в колхоз за материалом для поэмы», «Был на литературном диспуте»…

Катя все еще любила его и думала, что поступала правильно, не препятствуя ему ни в чем. Возможно, это продолжалось бы долго, если бы между ними не встала другая женщина.