На веки вечные. И воздастся вам…

Дверь приоткрылась. За ней стоял старлей с круглым мальчишеским лицом сурово нахмуренным. Руку он держал на расстегнутой кобуре. Что Реброву совсем не понравилось. Парень выглядел усталым, явно нервничал и на взводе мог натворить дел.

— В чем дело?

— Ты нас узнал старлей? Вот сержант Гросман из охраны генерала Руденко, — Ребров кивнул в сторону Гросмана, который грамотно занял позицию не за спиной Реброва, а на шаг в стороне, что давало ему возможность быстро действовать самому, если дело дойдет до столкновения. — Узнал?

— Узнал, — кивнул сбитый с толку несчастный старлей.

— У нас приказ генерала Руденко немедленно отвезти больную Лидию Корзун в больницу. Как она?

— Бредит. Жалко девчонку. Но у меня приказ полковника Косачева: никого к Корзун не пускать… Никого.

— Даже от генерала Руденко?

— Про товарища генерала мне ничего не говорили, — насупился старлей.

— Ну и что делать будем, командир?

— Без личного приказа товарища полковника не имею права никого к ней допускать.

— А у нас приказ генерала, — развел руки Ребров.

Старлей яростно мотнул головой.

— Ищите товарища полковника. Без него не могу. У меня приказ — стрелять на поражение, если кто…

Ребров вдруг ткнул пальцем в спину старлея.

— Она встала!

Офицер обернулся. Ребров стремительно одной рукой закрыл ему рот, а большим пальцем другой нажал на шею чуть пониже уха. Старлей все-таки попытался выхватить пистолет из кобуры, но Гросман, одним кошачьим движением бросившись вперед, перехватил его руку. Вдвоем они внесли обмякшего офицера в коридор, аккуратно посадили на стул.

— Ловко вы его, — сказал Гросман с горящими глазами. — Надолго он вырубился?

— Минут через десять придет в себя, поднимет шум… Времени у нас в обрез.

Они вошли в небольшую комнату, где на кровати лежала худенькая девушка с запекшимися губами. Глаза ее были закрыты. Ребров легко поднял ее на руки и быстро направился к выходу. Гросман схватил висящее на деревянной вешалке пальто и помчался следом.

Самолет уже взмыл в воздух, когда прямо на взлетную полосу вылетели два автомобиля. На ходу из них выскочили полковник Косачев и три офицера Смерша. Косачев бросил взгляд на пропадающий уже в небе самолет, потом в бешенстве повернулся к стоящим чуть в стороне Филину и Реброву. Некоторое время они стояли друг против друга молча, а потом рука Косачева потянулась к кобуре…

— Держите себя в руках, полковник, — спокойно сказал Филин. — Давайте без глупостей. Какой пример вы подаете своим офицерам?

В этот момент из машины Руденко, стоявшей тут же, выскочили Гросман и водитель и рванули в их сторону. Подбежав, встали рядом с Филиным и Ребровым.

Косачев, не сказав ни слова, развернулся и сел в машину. За ним отправились его офицеры. Проводив взглядом отъехавших, Филин спокойно сказал:

— Ну, вот и все.

С улыбкой посмотрев на разгоряченного Гросмана, одобрительно сказал:

— А вы, сержант, молодец! В самый нужный момент появились.

— Мы же фронтовики, товарищ генерал, нас не проведешь, — довольно шмыгнул носом Гросман. — Свое дело знаем.

— Вижу. Скажу генералу Руденко, что охрана у него подходящая.

Филин повернулся к Реброву.

— Да, а мы с тобой завтра летим в Берлин, оттуда в Москву.

Постскриптум

Начальник 2-го отдела ГУКР «Смерш» С. П. Карташов после возвращения в Москву из Нюрнберга доложил, что он установил контакты с американской оккупационной администрацией, ознакомился с порядком содержания военных преступников в городских тюрьмах. Им были высказаны замечания о слабом наблюдении за арестованными во время нахождения их в камерах. Американцы заверили, что режим будет усилен. Однако последующие события показали, что заверения не были полностью выполнены.

Из документов ГУКР «Смерш»

Глава XVII Вы очень переменились…

В доме Ольги Чеховой за время, что Ребров тут не был, ничего не изменилось.

И сама она была все та же — элегантная, невозмутимая, знающая себе цену.

— Мне кажется, что мы не виделись очень давно, — вдруг вырвалось у Реброва. — Хотя с последней нашей встречи прошло не так много времени.

— Это потому, что вы очень переменились за этот срок, — внимательно глядя на него, сказала Чехова. — Я это чувствую. Вы пережили какое-то очень серьезное потрясение. Не знаю, личное это или служебное, но вам хорошо досталось… Я права?

— Пожалуй, — не стал скрывать Ребров. — А как вы тут?

— Благодарю. Что касается моей нынешней жизни в Берлине… Русские со мной очень добры. Солдаты просят у меня фотографии с автографом и дают взамен водку, сахар, крупу. Многие об этом могут только мечтать.

— А немцы?