На Великой лётной тропе

— Сегодня амбар громить будем. Перевези меня скорей и жди на том, на заводском берегу! — попросил Юшка и потянул канат изо всей силы.

Паром быстро двинулся. Под ним заплескалась, забулькала встревоженная вода.

Паром бегал через пруд по канату, закрепленному на противоположных берегах, подобно тому, как бегает цепной пес по длинной проволоке, протянутой через все охраняемое владение.

Ночью в Бутарском заводе поднялась стрельба, крики, пронзительный свист, гром и треск ломаемых дверей. Юшка Соловей с молодцами ворвался в амбар и крикнул:

— Выходи, кто хочет воли!

Вышли все двести и побежали в разные стороны. Когда Юшка проходил мимо воинской казармы, там была тревога: перебегали с огнями, седлали лошадей. Его заметили и погнались за ним.

Бежал мятежник, сворачивал в переулки, прыгал через прясла и думал: «Держись, Юшка, держись!»

Он вскочил на паром раньше конников и отчалил. Работал во всю свою силу, рядом с ним Настя. Но не достиг паром середины пруда, как с берега закричали:

— Паро-ом, паро-ом! Вертайся!

Паром шел к противоположному берегу, с которого точно так же взывали:

— Па-а-ро-ом! Па-а-ром!

Немного погодя сперва с одного, а потом и с другого берега по парому открыли предупредительную стрельбу.

— Настя, поворачивай обратно, — сказал Юшка.

— Что ты! Там каратели…

— Тяни назад! — прошипел он, сердясь.

— Там убьют тебя!

— А там, — Юшка кивнул на противоположный лесной берег, — стрелять не умеют? Я знаю, что делаю.

На обоих берегах были конные каратели. Юшка решил, что на лесном берегу ему скорей всадят пулю, и решил вернуться на заводской. Настя наконец поняла его и потянула канат в другую сторону, а Юшка начал спешно снимать и топить свое оружие. Когда паром ткнулся в берег, Юшку окружили конники.

— Кто такой?

— Роман Столяров.

— Заводской?

— Безработный.

— Зачем здесь?

— Да вот к девке пришел.

— Паспорт имеешь?

— При себе, могу показать.

— Там покажешь, пошли.

— Куда вы его?! — завопила Настя.

— А, любовь-то сказалась! Поглядеть надо, что за птица, давно здесь околачивается.

Юшку увели и заперли в каталажку при суде. Судье доложили:

— Один пойман — Роман Столяров, на пароме с Прохоровой девкой вожжался.

Настя незаметно, прячась за домами, проводила Юшку до судейской каталажки, потом кинулась в Шумской завод. Все пять верст трудной горной дороги она пробежала и ворвалась к Ирине такая запыхавшаяся, что еле выговорила сквозь хрип:

— Взяли его, взяли… Спаси!

— Кого?

— Юшку. Теперь он Роман Столяров. — Затем сквозь слезы рассказала, как взяли и куда заперли.

У Ирины была единственная надежда на помощь Леонида Петровича, и она пошла к нему. Он удивился и встревожился:

— Так поздно! Что случилось? На вас лица нет.

— В Бутарском заболела моя подруга. Мне надо к ней немедленно. Помогите!

— Дать коня? Туда и обратно? Верхового? Упряжного?

— Я не знаю. Какого можете, только поскорей.

— Идемте!

Леонид Петрович рассудил, что в ночную и такую тревожную пору Ирину нельзя отпускать одну верхом, и приказал дежурному конюху заложить выездную коляску на мягком резиновом ходу. И кучерить решил сам.

21. ПЕРЕМИРИЕ

Погоняемая кнутом, лошадь скакала, будто одержимая. На извилистой, неровной каменной дороге коляска сильно прыгала и моталась из стороны в сторону.

— Держитесь! Крепче! — поминутно предупреждал Ирину Леонид Петрович.

В Бутарском он спросил:

— А здесь куда?

— На площадь к церкви.

Оттуда, попросив Леонида Петровича дожидаться ее, Ирина ушла к дому судьи. На ее звонок вскоре раздался за дверью знакомый голос судейской прислуги:

— Кто?

— Я, — ответила Ирина, как в былые времена.

И прислуга, тоже как в былые времена, распахнула дверь, затем распахнула объятия и крепко обняла Ирину. По-чужому, робко Ирина спросила, дома ли судья, можно ли повидать его.

— Отчего бы нет? Родной дочери — и нельзя?.. — удивилась прислуга. — Пошли!

— Так сразу? — в свою очередь удивилась Ирина.

— А чего ждать? Довольно ждали тебя. Идем, идем! — Прислуга, уже давно распоряжавшаяся в доме по-хозяйски, ввела Ирину за руку в кабинет судьи и сказала: — Вот, нашлась.

Старик судья, устало, сгорбленно сидевший над книгой, равнодушно поглядел на дочь.

— Что с тобой, батенька? Не узнаешь родную кровь? — упрекнула его прислуга. — Вот зачитался.

Судья вздрогнул, словно разбуженный неожиданно и резко, приподнялся и вновь утонул в глубоком кресле.

— Ирина?! Дочь?! — сказал сразу и тревожно и радостно, и веря и не веря своим глазам.

— Я, я… — Ирина порывисто прижалась к нему. — Прости меня! Прости за вольное и невольное!.. — Затем отступила.

— Все мы грешны, — глухо, беззубо проговорил судья. — Чего стоишь, топчешься? Садись! Дома ведь.

Ирина начала искать глазами, куда сесть. Отец шамкал:

— Поближе, поближе! Дай поглядеть на тебя! Сколько же мы не виделись?.. — И не мог вспомнить. Заметив, что прислуга ждет чего-то, он велел ей приготовить в столовой какое-нибудь угощение.

— Ах, не надо, ничего не надо! — сказала Ирина с досадой. — Папа, я по делу.

— Ты не хочешь возвращаться домой, зашла только по делу? Почему?