На Великой лётной тропе

Вместе с тем, что казалось летним голубым сном, вместе с ясным небом, ярким солнцем и другими прелестями на Сухие увалы обрушивались страшные грозовые тучи, громы, молнии, ливни. Вместе с золотыми осенними снами наползали непроглядные туманы, хлестали многодневные холодные дожди. А белый зимний сон сопровождался такими морозами и буранами, что и сам никуда не выйди, и к себе никого не жди.

Марфа решила переменить свою жизнь.

Был на исходе ясный, теплый осенний день, один из последних хороших. Вскоре ожидались холодное ненастье, заморозки и зима.

Неподалеку от хижины теплился небольшой костерок, над ним булькал кипевший в котелке суп. Марфа ждала мужа, который ушел на охоту и почему-то сильно запаздывал. Охота, правда, дело неопределенное, расписанию не подчиняется, но в этот раз Охотник запаздывал непривычно, до тревоги.

Около Марфы играл разноцветными камешками ее трехлетний сын. Ему было скучно одному, он тянул мать за подол платья и настойчиво звал:

— Ма-а, давай вместе! Ма-а…

— Мне некогда, будешь играть с папой, — отговаривалась Марфа.

Она хотела еще раз спокойно, хорошенько обдумать то, что уже давно готовилась сказать мужу…

То скрываясь за утесами, то выглядывая из-за них, садилось солнце. Шире и шире раздвигалась красная вечерняя заря, словно разливали по небу расплавленный металл.

— Ма-а, я разобью небо, — вздумалось парнишке. — Можно?

— С небом можешь делать что хочешь, — разрешила она, и малец принялся кидать в него камешки, надеясь, что небо звякнет или треснет, как однажды треснуло ламповое стекло.

Неясно, будто прикрытый чем-то, засветился круглый молочно-белый месяц.

— А в него можно, ма-а? — снова пристал в Марфе парнишка.

— Сказано, с небом делай что хочешь: клади за пазуху звезды, хватай за хвост тучи, лови молнии. В отца пошел, мало тебе занятьев на земле, все к небу тянешься.

Наконец Охотник и его верный спутник Плутон Третий вернулись. Охотник сбросил с плеч маленького мертвого козленка и сказал:

— Я гонялся за ним весь день и убил только недавно. Он еще теплый.

— Раньше ты не убивал таких, — упрекнула его Марфа.

— Тут, поблизости, я сильно распугал дичь. Но что поделаешь, семья.

— Садись ужинать.

Марфа быстро вынесла из хижины на волю низенький столик с табуретками, собрала обед, подала мужу полотенце, мыло и воды помыть руки. Затем немножко в стороне поставила еду для Плутона.

Охотник ел так жадно, что Марфе стало жаль его: вот как упетался, бедный! Хуже, чем Плутон. Охотник заметил жалостное выражение ее лица, глаз и спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного.

— Ты хочешь сказать что-то?

— Ешь-ешь! Сказать, поговорить успеется.

— Сегодня ты какая-то… — он сделал паузу, — другая, решительная.

Марфа смолчала, а про себя подумала: да, другая. Она была уже не та сумасбродная девчонка, которая погналась за Охотником.

За годы жизни с ним она узнала и радости, и горести, и заботы, и тревоги, и одиночество, и глубокую думу.

После обеда Марфа уложила парнишку спать, перемыла и унесла посуду, а освободившись, сказала:

— Ты говорил, что тебе запрещено жить в городах. А в заводах можно?

— Да.

— Давай переберемся в завод, к моему отцу.

— Зачем это?

— Одному тебе трудно кормить всех нас. Я вижу, как маешься ты. А там я поступлю на завод, ты можешь заниматься своими камнями. Заведем корову, огород, сенокос. С мальчонкой будет возиться бабушка.

— Там нечем дышать, парнишка зачахнет, — возразил отец.

— А здесь у него нет и не будет товарищей, друзей. А их не заменят никакие и самые пестрые камни.

— Кто же будет принимать здесь лётных? Иные из них через всю Сибирь несут в памяти нашу заимку, надеются на нас — и вдруг пусто…

Это было серьезное осложнение, и решили, что сперва переселится Марфа с сынишкой, а Охотник — после того, как найдет другого охотника жить в его хижине-крепости.

В горах умирала осень. Земля оделась в самые яркие наряды, каких не надевала и весной. Солнце приберегло для последних дней свои лучшие восходы, закаты и зори, воздух и небо приберегли свою самую большую чистоту и ясность.

Марфа обошла в последний раз Сухие увалы, попрощалась со всем, к чему привязалось ее сердце: с высокой поднебесной горой, заваленной опавшими листьями, этими роскошными лохмотьями осени, с ретивыми, веселыми ключами, с присмиревшими в безветрии озерами.

— Теперь проводи меня, — сказала Марфа мужу.

Он нес сына и его яркие камни, она — бедный, почти нищенский скарб. Когда они проходили поселками, где знали Марфу, многие жалели ее:

— Бедняжка! Ушла ни с чем и вертается с тем же.

Многие не понимали, что любовь и дети, что имела Марфа, — самое большое, не сравнимое ни с чем богатство и счастье.

Вскоре над страной подул ветер новой революции и повернул все жизни, все судьбы на иной путь.

Царский режим, давивший Россию несколько столетий, наконец стал невыносим для трудового народа. Тяжесть этого деспотического режима увеличивала еще война с Германией. В Петрограде, Москве, Баку и многих других городах начались рабочие забастовки, манифестации с лозунгами: «Долой царя!», «Долой войну!», «Хлеба!»