На Великой лётной тропе

Но обдумыванье — только часть дела, обдуманное надо написать. Тут — новые поиски, сомнения, колебания. Как у других, не знаю, но у меня — буду говорить только о себе — что-либо: литературный портрет, сцена, пейзаж… редко получаются сразу, без переписки и перемарывания. А роман «Брат океана» сначала написался как «Повесть о вечной мерзлоте», так и появился однажды на украинском языке. Потом вдохновитель и раздумье подсказали мне, что в этой книжке есть бо́льшее, нераскрытое, я отказался печатать ее по-русски и переработал. Из повести родился роман.

Начальный этап моего писательства можно назвать уральским. Слово «Урал», как и «Енисей», я слышал с малых лет. Через мои родные места на Урал и дальше было сильное движение: шли мужики-сезонники, переселенцы, гнали осужденных в каторгу и ссылку. Разговоры об Урале велись постоянно.

А увидел Урал, вернее сказать, его далекие отроги, лет четырнадцати, когда мне довелось ехать на камском пароходе. И слышанные прежде, и новые рассказы об Урале, и обрывистые отроги вдоль Камы так пленили меня, что я в тот же рейс нанялся юнгой на буксирный пароход, плававший по Каме и Белой, и проработал на нем все летние каникулы. И потом не раз повторял такое плавание.

Второй моей встречей с Уралом, уже не поверхностной, не с парохода, а более основательной, была служба в Красной Армии. В рядах пехоты я исшагал тогда многие сотни верст не по далеким маленьким отрогам, а по самому хребту, помогал уральцам гнать Колчака, вместе с ними тяжело болел тифом и лежал в госпитале.

Но самое основательное знакомство состоялось после гражданской войны. Демобилизовавшись из Красной Армии, я начал пробовать свои силы в литературе. Время для начинающих литераторов было благословенное — вся новая революционная печать остро нуждалась в новых сотрудниках. Мне охотно давали поручения многие органы печати. Публиковали, правда, далеко не всё, что приносил, но, отвергнув одно, тут же просили другое. Поощряемый этим доверием, а иногда и небольшими командировочными, я рьяно пустился в путешествия, и в первую очередь по Уралу.

С годами Урал раскрылся, распахнулся предо мной во всей своей мощи, красоте, богатстве, распахнулся, как золотой, златорудный пояс, перехвативший мою Родину от Северного Ледовитого океана до казахских степей. Но вернее считать, что там кончаются, исчезают только горные высоты, а как рудное месторождение Урал невидимо, подземно тянется через всю ширь этих степей до границ Ирана. И к трем Уралам — Северному, Среднему и Южному — законно прибавить четвертый — Урал Степной, Подземный.

Урал открылся мне не только кладовой золота, платины, железа, меди и других полезных ископаемых, а еще и богатейшим скоплением, собранием, кладовой особых уральских человеческих судеб, характеров, столкновений, занятий, мечтаний, порождаемых удивительно многообразной уральской природой и такой же историей. Меня больше и больше охватывало увлечение Уралом, все крепло намерение сделать его своей главной темой.

Я написал об Урале несколько книг: «Турмалин-камень», «Золотая голытьба», «Парень с большим именем».

Через эти книги наконец получил возможность поехать на Енисей. Эта поездка круто переменила мою писательскую судьбу. Меня захватило движение (людоход) народов России на восток, дооткрытие Сибири и начавшееся великое, индустриальное преображение всего нашего заволжского и зауральского пространства — строительства Турксиба, Игарки, Магнитогорска… Я почувствовал, что эти дела благотворно повлияют и на советскую литературу, на создание советского трудового романа.

Здесь особенно видно, что природа создала человека открывателем, преобразователем, творцом, что неизвестное, неоткрытое, новое имеет необоримо влекущую власть над ним. За неведомым, за новым человек нередко идет, не щадя своей жизни, готов на смерть.

Отсюда особенно ясно стало мне всемирное, планетарное значение моей Родины. Ход таких «кораблей», как она, волнит-волнует все человеческое море.

Я оставил Урал и занялся Енисеем, Турксибом, Игаркой, Таймыром, Хакасией, Тувой, Крайним Севером. Отдал этим местам почти безраздельно сорок лет, написал о них полдесятка книг: «Здравствуй, путь!», «Брат океана», «Живая вода», «Солнце ездит на оленях», «Иван-пройди свет».

Говорят: чем больше стареет человек, тем чаще оглядывается назад, тем сильней хочется ему повторить, хотя бы мысленно, все пережитое, пройденное, виденное, думанное.

Алексей Кожевников

1974 г.

КОНЬ БАШКИР {15}

В свинце раннего утра показался из парка первый трамвай, за ним — другие. Все они обогнули сквер на вокзальной площади и громыхающими ящиками покатились по городу. А парк выталкивал все новые и новые вагоны…

Бесшумными видениями скользнули автомобили, выстроились в ряд перед вокзалом.

В стороне, одна за другой, мордами в кузова экипажей, грудились извозчичьи лошади.

Краса степей, герои ипподрома, они здесь, среди лакированных машин, были неловки, медлительны, понуры. Скрыть этого не удавалось, хотя и вздернули их поводами к высоким дугам.