На Великой лётной тропе

— Не надо! — отказался Юшка. — Я не собираюсь торговать. Поделись с Бурнусом, купи ему новый азям-бешмет.

— Не-не-не! — Бурнус замахал руками. — Ни один честный башкирин не носит новый бешмет. Бай-богач, обманщик каштан — вот кто носит его. Честный Бурнус не наденет эту волчью шкуру.

— Не надо — так не надо, — решил Галстучек. — У меня найдется место.

Ему как раз предстояло расходное дело — подкупить тюремщиков и устроить побег арестованным подпольщикам.

Отстояли лучшие дни осени, богатые солнцем, тишиной, ясностью неба и воздуха. Миновал яркий, многоцветный и чуть печальный листопад, отлетели караваны птиц, отшумели их задорные молодые крылья и голоса. С далекого севера нахлынула непогодь. Все дни и ночи завывал ветер, по небу метались одурелые, потерявшие путь тучи, разволновались пруды и озера, лили дожди, маленькие горные ручьи разбухли в дикие реки.

Шли по скользким, размокшим тропам. Не отступая, злым псом кидался ветер то на грудь, то с боков, то сзади.

На углу двух троп, из которых одна вела к Изумрудному озеру, а другая к речке Ис, Юшка остановился.

— Ну, кто куда? — спросил он.

Галстучек сказал:

— Я к своему магазину, — как называл коробок с галантереей. Он оставил его у рыбака Ивашки.

— А ты, Бурнус?

— Куда Юшка, туда и Бурнус, — ответил башкирин.

— Я к Ивашке Бородаю, там буду думать, куда лететь дальше, — решил мятежник.

Так и двинулись одной тропой к Изумрудному озеру.

Недолго стояла осенняя грязь и непогодь, в одну из ночей пришел мороз, очистилось небо, и его усыпали звезды. Затих ветер, а к утру первый снег засыпал горы, опушил деревья, прикрыл тропы. Озера, пруды и благонравные реки начали прятаться под лед. Лишь самые беспокойные, озорные из них продолжали прыгать и шуметь.

— И нам в пору под лед, на отдых, — рассуждал Юшка. — До весны, по снегам, никаких делов не сделаешь.

— Значит, я свободен до весны? — спросил Галстучек, которому для его дела как раз были хороши зимние дороги.

— Можешь гулять, — согласился Юшка. — Но с первым вешним ключом покажись, объявись, где будешь.

Во вторую ночь по прибытии на Изумрудное Галстучек попросил Ивашку переправить его на другую сторону озера.

— Переночуй еще, отдохни. Ни себе, ни людям не даешь покою, — заворчал на него рыбак.

Но Галстучек хотел перебраться немедля, пока озеро не застыло, перебраться на лодке, не оставив следа на заснеженном берегу.

— Что затеял, отчего боишься следов? — полюбопытствовал рыбак.

Галстучек ответил ему с насмешливым укором, что ямщицкое дело только везти, а знать, зачем едет седок, не обязательно, уже не извозчичье корыто и в него не следует совать нос.

— Ладно, представлю, — нехотя согласился рыбак. — Но запомни! В этом твоем деле я не участник, моей руки не было. Случится грех, я не возьму его на свою душу.

— Вали все на мою, снесу. Грехи не кандалы, не тянут, не мозолят, бежать не мешают, — сказал Галстучек по своей беспечной молодости.

С морозами установились ясные дни. Над землей летал тихий, еле заметный ветер и, казалось Ивашке, шептал: «Тише, тише, не нарушайте ничей покой. Забудьте про дела и заботы, будьте чисты сердцем и думами». И весь мир, послушный его воле, успокоился: воды замерзли, птицы улетели, на дорогах перестали громыхать телеги.

Юшка каждое утро уходил с ружьем в горы, в лес, уходил далеко, откуда не долетал до Ивашкиной землянки треск его выстрелов. Ему было приятно вспоминать, как встречался он в этих лесах с дочерью судьи и она дарила ему самое большое, что может дать человек человеку — свою любовь. В то же время было горько, что в этих лесах убиты и зарыты неведомо где его боевые товарищи. Отдавая им последний долг живых, он говорил:

— Да будет вам легка земля!

Возвращался он в землянку только к ночи и просил Ивашку рассказать на сон какую-нибудь историю.

— А потом ты будешь рассказывать про меня и прогонять этим чей-нибудь сон.

— Обязательно буду. Надо же мне иметь от вас какую-то корысть, — признавался Ивашка. — Сам я никудышник, так хоть чужими делами, чужой удачей порадуюсь, чужой тоской потоскую, чужим смехом посмеюсь.

Ивашка ловил в прорубях рыбу, подолгу наблюдал, как она ходит под прозрачным, вроде стекла, молодым, тонким льдом, сидел, замерев, на пороге своей землянки, очарованный чистотой и красотой снега, причудливо разукрасившего лес подобиями разных птиц, зверей, цветов, повисших на деревьях.

Бурнус помогал Ивашке долбить проруби, запускать и вытягивать сеть, готовить дрова, поддерживать костер.

Не брал его Ивашка только в завод, куда носил рыбу и ходил нюхать, не пахнет ли с какой-либо стороны опасностью ему и его гостям.

Прожив многие годы в дружбе с голытьбой, с лётными и опальными, сотни раз укрывая их от начальства, рыбак был постоянно настороже. Он поминутно оглядывал берега, тропы, ведущие к землянке, постоянно строил планы, как спасти своих опальных гостей, если вдруг нагрянет неожиданная гроза. Поставляя рыбу всему заводскому начальству, он дружил со всеми служками и лакеями, знал каждого заводского жителя, все трактиры и всюду прислушивался, хитро выведывал, читал по лицам и намекам.