На Великой войне

Все же в конце остался только один. И это я. Вокруг меня суетятся люди, что-то мелькает, слышны голоса, все тело сковано ступором, а уши будто забиты ватой. Эквилибриум. Равновесие, баланс, золотая середина. Это ли хотел сказать убийца со шпагой? Может, действительно все беды от вмешательства? Но ведь не я его начал. Я всего лишь вирус-квартирус, нечаянный попутчик для других, более изворотливых иновременных. И они опять передо мной.

– … Миша!.. Миша!.. – Голос Садовского пробивается сквозь тишину.

– Слышу, не ори…

– Это хорошо, что слышишь. Мы таки достали этого бракодела.

– Орлов погиб.

– Знаю.

– Пуришкевич с Гучковым тоже.

– Это поправимо…

– И гибель ребят поправима?!

Я, сжав кулаки, бросаюсь на Садовского, но сильные руки Валерки Морковина (и он тут) не дают набить ученую морду. Укол шприца, и у меня перед глазами все начинает плыть. Успокоительное вкололи. Это ничего. Дайте только проснуться, а я уж душу отведу… Проснуться дали, но с мордобоем пока облом. Лежу на кровати, прикрученный ремнями.

– Очухался? – Сидя на табурете, Валерка укоризненно смотрел на меня, ожидая порцию отборного мата в адрес себя и всего «Отряда-М». А вот и не дождешься – силы нужно беречь. Ремни пока проверю… Крепкие, зараза, не порвать… Может, тогда психом прикинуться? Начать как заведенный повторять: «Я вице-король Индии. Где мой слон?»[103]. Не поверят. Слишком хорошо меня знают.

– Может, еще успокоительного? – Валерка демонстративно держит в руке шприц. А вот это лишнее. Мотаю головой.

– Ну и правильно. – Валерка убрал шприц. – Зачем беситься попусту, когда дело увенчалось успехом.

И это еще хорошо, что бракодел оказался в единственном экземпляре…

– Ой ли?

– Один он был, один. Сто процентов гарантии. Расчеты не врут. Ты пойми, не бывает великого дела без потерь. Думаешь, мне ребят не жалко. Жалко, и еще как. Но когда миллионы жизней на кону, раздумывать не приходится. Это борьба, и отнюдь не завершенная. Мало вредителя убрать, нужно еще попорченное им исправить. А попортил он много. Знаешь ли ты, что сейчас на фронте? Ну так я расскажу…

Валерка говорил, а я думал. Неужели все? Неужели теперь осталось только справиться с последствиями? Проявить волю, трезвый расчет, примириться с неизбежными потерями, простить чьи-то ошибки? Простить не прощу, но вот попытаться спасти Россию в час тяжких испытаний я обязан. И потому заключаю с «Отрядом-М» временный пакт о ненападении. После будем разбираться, кто виноват, а сейчас первоочередным стоит другой вопрос: «Что делать?» И решать его нужно как можно скорее.

Глава 10

– Нужно срочно накормить лошадей. Если мы и дальше так будем двигаться, то они просто не выдержат.

– Гонят, гонят, не дают минуты отдыха, словно неприятель висит у нас на пятках. Удивительно быстро наше начальство поддается паническому настроению. А посмотрите, как прет наша пехота. Иной раз жизнь проклянешь, когда приходится идти за ней, а ныне ее не догнать.

– Обед в котле переварился, разболтался, люди голодны, лошади не кормлены, измучены, не поены. Это черт знает что такое! Как хотите, а я сворачиваю в сторону и буду кормить лошадей!

– И я тоже. Пусть спешит тот, у кого от страха бог разум отнял…

– …Ездовой, слезай!

– Господа, вы с ума сошли! Вы хотите быть отрезанными неприятелем? Нельзя терять ни минуты, а вы тут располагаетесь как у себя дома! Я приказываю немедленно продолжать движение…

Какой-то взъерошенный и явно напуганный генерал недовольно пробубнил себе под нос еще что-то негодующее, быстро скрылся из виду, а стоящая на лужайке артиллерийская батарея медленно и с великой неохотой начала возвращаться в общую колонну войск, отступающих по горным Карпатам. Двигались усиленным маршем без отдыха, пищи, в жару и в пыли[104].

И повсюду давно уже знакомая мне картина: офицеры ругаются, лошади понуро тянут орудия, ездовые не выпускают из рук нагаек. Бардак, одним словом.

– Что об этом думаешь? – спросил меня ехавший рядом Унгерн.

– Что я думаю? Что армию однажды сгубит вот такая неорганизованность.

– Отставить панические настроения!.. Ну же, мой юный друг. Уныние – тяжкий грех. Нам еще предстоят великие дела. Мы еще пройдем парадным маршем по улицам Будапешта, Вены и Берлина, а там, подобно Олегу Вещему, свой щит на врата Царьграда повесим…