– Сегодня, – обратился к нам командир полка, – меня поразило, что со стороны противника не было ответной огневой реакции. Это кажется немного странным. Финны ведут себя пассивно: не отстреливаются, не ведут контрбатарейного огня. Задача нашего полка ординарна. И выполнить ее надлежит безупречно. Полку поставлена задача: методом огневого вала обеспечить уничтожение живой силы противника и его огневых средств. Поэтому я настоятельно прошу работников штаба, командиров подразделений особое внимание обратить на средства технического исполнения задачи: на топопривязку батарей и НП, на данные разведки, на подготовку огневых планшетов, на данные пристрелки, на расчеты переноса огня, на связь и прочее.
Совещание окончено, и я, не дожидаясь, пока все разойдутся, завалился спать на письменном столе прямо против амбразуры, выходившей на финскую сторону и загороженной лишь куском фанеры.
– Слушай, – говорит Федоров, – тебя там не прибьют в амбразуру-то? Ну как финны ночью по нам огонь откроют? Осколком задницу поцарапать могут. Что тогда?
– Отстань. Пошел к черту.
Мне было совершенно все равно в тот момент, что там будет! Мне нужно было только одно – выспаться!
Прорыв Карельского вала
– Прошу всех к столу, – кричит улыбающийся Соколов, – оладушки поспели!
Едят все с аппетитом. Знают, что не скоро придется обедать. Гора пышных и ноздрястых оладьев исчезает моментально. Пьем чай. Едим овсянку с американской колбасой. О том, что будет, лучше не думать.
Артиллерийская обработка переднего края обороны противника рассчитана на два с половиной часа. После этого должна состояться атака пехоты, следующей за подвижным огневым валом артиллерии. Но как успешно пойдет атака? Глубина обороны первой полосы Карельского вала, по данным нашей разведки, от трех до пяти километров. И все эти тысячи метров вражеской территории нужно брать с боем. Предположим, огонь нашей артиллерии разрушит, подавит, прижмет к земле все способное к сопротивлению на ближайших рубежах. И это хорошо. Очень хорошо. А дальше? Что ждет нас там, на дальних рубежах? Лучше не думать! Что будет, то будет. Вспомнились мне тут и слова моей бабушки Оли: «На все есть Воля Божия!» Очевидно, это так. Но кому-то ведь суждено сегодня и убитым быть.
Вытянувшись на сухой траве бруствера, затягиваюсь хорошей папиросой «Северная Пальмира». Можно немного отдохнуть перед предстоящей беготней и сутолокой. Рядом со мной присаживается Шилов, ординарец командира полка:
– У тебя, лейтенант, слышал, часы встали… Купи! Продам! Недорого. Полторы «косых». Карманные… Сговоримся, а? – И Шилов сует мне небольшие карманные часики «СИМА» с черным циферблатом и золочеными стрелками с камушком. Скорее дамские, чем мужские. Откуда у Шилова такие часы? Спер где-то, не иначе. Но часы мне нужны, и я беру их у Шилова за полторы тысячи рублей.
Командир полка сидит у телефона и перезванивается по всем направлениям «верха» и «низа». Видно, что, несмотря на всю свою собранность и выдержанность, Шаблий все-таки волнуется. Разведчикам, кроме дежурного наблюдателя, делать нечего, и все они томятся ожиданием неизвестного, лежат на земле, смолят махорку, перебрасываются шуточками. Мальчишки-куряне, уже успевшие привыкнуть к передовой, в наступательной операции участвуют впервые.
Вот и без пяти минут «СРОК». Позвонили «сверху», от Михалкина:
– Доложите готовность!
По нисходящей линии телефонов прозвучал насыщенный металлическими нотками голос командира полка и Белоостровской группы прорыва майора Шаблия:
– Зарядить!
– Готово! – послышались ответные голоса в телефонных трубках.
– Готово! – доложил «наверх» майор Шаблий.
– Натянуть шнуры! – новая команда «сверху». – Внимание!
– Натянуть шнуры! Внимание! – продублирована команда «вниз».
И на всем более чем двадцатидвухкилометровом пространстве фронта 21-й армии все орудия, сколько их там ни было, были нацелены и заряжены. Только на участке нашего 109-го корпуса плотность артиллерийской нагрузки составляла 170 стволов на километр фронта. А это значило, что на каждый метр обороны противника в среднем упадет по одному снаряду. Идут последние секунды ожидания. Многие из нас, с биноклями в руках, забрались на крыши землянок. Я стою на своем бетонном бункере. Сердце учащенно бьется, а вокруг летают бабочки, жуки, какие-то мошки. Столбиком вьются комары. Солнце нестерпимо жарит спину.
– А что там теперь у финнов, – слышу я чей-то голос, – знают они теперь, что ждет их, или же – нет?
Взгляд прикован к часам.
– Пять, четыре, три, два…
В воздухе взметнулась, описав искристую дугу, красная ракета. И по всей линии двадцатидвухкилометрового фронта выдохнули артиллеристы свое многоголосое:
– ПЛИ!!!