На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

Штаб полка получил приказ командующего артиллерией 21-й армии генерала Михалкина на артиллерийское наступление. Это значит, что сегодняшняя ночь будет без сна. Предстоит оформление кучи документов, и все эти приказы по оперативной части, по разведке, по связи, по противотанковой обороне, по противовоздушной обороне и прочие должны быть спущены в подразделения непременно в срок и с таким расчетом, чтобы командиры по нисходящей линии смогли отдавать свои собственные распоряжения в установленные сроки и не создавать критической ситуации.

Весь личный состав штаба полка сидел над картами, планшетами, бумагами, и при свете тусклой коптилки все писали и писали, шурша листами бумаги и скрипя перьями. В последний раз уточняются и проверяются координаты целей – нет ли где ошибки или описки. Коваленко в который раз уже просчитывает и просчитывает необходимое время и расход боеприпасов. Голова от всего этого идет кругом. Сна нет, и спать не хочется.

9 июня. Утро туманное и тихое. На НП полка все спят, утомленные ночной работой. И вдруг около самого бункера нашего что-то рвануло с такой страшной силой, что от резкого звука и резонанса сразу же заложило уши. Со сна никто и ничего не в состоянии понять.

Выбежав на улицу, я увидел, как ведмеденковские гаубицы, что называется, «выплюнули» по пристрелочному снаряду. Впечатление такое, будто по барабанной перепонке ударили тяжелой кувалдой. Находиться рядом с этими орудиями невозможно – голова наливается тяжестью, уши закладывает, в висках стучит. Я не представляю, как выносит такой шум прислуга орудийного расчета. Как ни странно, а финская артиллерия молчит, и наши опасения на тот счет, что она станет отвечать и ведмеденковские капониры попадут в зону ее огня, кажется, напрасны. А что, если грандиозная сила огня гаубиц Ведмеденки парализовала огневую инициативу финнов?

Позавтракав, я отправился по передовым наблюдательным пунктам. А трехпудовые снаряды ведмеденковских гаубиц с ритмичной последовательностью бились и бились о железобетонный лоб «Миллионера». От одного этого ритма можно было сойти с ума, находясь даже в наших траншеях.

Глядя на то, как снаряды, сотрясая воздух, рвутся через равные промежутки времени, врезаясь в двадцатиметровую напольную стену, я содрогался внутренне и думал: вот люди соорудили грандиозную линию обороны, казалось бы, неуязвимую для вражеских пуль и снарядов. Наблюдая в бинокль за стеной «Миллионера» из передовых траншей, я не видел, чтобы от нее откололся хотя бы малый осколок. Однако это «грандиозное сооружение военно-инженерной мысли» на поверку оказалось крайне уязвимым с нервно-психической стороны. Люди гарнизона «Миллионер» не выдержали испытания, и большинство сходило с ума – они выбегали из БОТа с истерическими воплями, с нескоординированным и движениями, бежали в разные стороны, в том числе и по направлению к нам, но падали, сраженные осколками снарядов, или же подрывались на собственных минах. К исходу дня БОТ «Миллионер» можно было списывать из числа активно действующих точек врага. За десять часов батарея выпустила 96 снарядов, и все до единого попали в цель. Лишь один снаряд срикошетировал. У самого же «Миллионера» был отколот угол размером примерно два на три метра, не более. Конечно, можно заменить орудия и пулеметы, ввести новый гарнизон. Но у финнов на это не остается уже ни времени, ни воли – самый сильный и важный эффект, достигнутый батареей Ведмеденко, – это морально-шоковый паралич, из которого очень трудный выход.

В 18 часов, после всеобщей пятнадцатиминутной артиллерийской подготовки, по всему двадцатидвухкилометровому фронту начались разведки боем. В отдельных местах нашим ударным группам удалось даже прорваться в передовые траншеи и захватить пленных.

Цель этих чисто провокационных действий сводилась не к прорыву обороны противника, не к захвату плацдарма, как, естественно, могли предполагать финны. А всего лишь к выяснению того, насколько нанесен ущерб огневой системе и оборонной мощи противника. Поэтому-то в момент боевого поиска наших оперативных разведгрупп наблюдательные пункты артиллерийских подразделений работали в особо напряженном режиме, имея одну-единственную задачу – как можно точнее выверить координаты старых, не поврежденных и действующих целей, а если окажется – то и вновь обнаруженных.

Как показали опросы пленных, финское командование восприняло наши поисковые операции разведчиков за начало наступления и на передний край были срочно вызваны резервы для уплотнения боевых порядков.

– Да, – произнес Шаблий, узнав об этом по телефону, – кажется, финны сами подставляют свою живую силу на убой завтрашним утром.

Усталость валила меня с ног. А на передовую шла пехота – 14-й стрелковый выходил на рубеж атаки. Сгущались сумерки. На землю опускался покров серо-голубой прозрачной мглы. А пехота все шла и шла.

Сегодня у нас в бетонном бункере невпроворот народу: командир полка, начальник штаба, все его помощники, командиры дивизионов со своими штабами. После ужина состоялось короткое совещание.