Командир полка доволен. На обратном пути он все шутит с Коваленко, с шофером Володькой Колодовым. Я сижу на заднем сиденье в состоянии полной прострации. Помню лишь какую-то группу летчиков около одного из домов. Они тоже чему-то смеялись, а один обнимал девушку в форменном платье. Счастливцы, подумал я, не ведомы им никакие разведпланшеты и совещания на высшем, генеральском, уровне.
Вечером я почувствовал себя плохо: поднялась температура, бил озноб. Полковой врач капитан Орлов поставил диагноз – «грипп» и прописал аспирин. Нет! То был не грипп. В старину это называли «нервной горячкой». И испугался я не генералов. Нет! Я как-то никого и никогда не боялся из конкретных людей. Мне стало страшно от той ответственности, которую я, в свои двадцать один год от роду, ощутил вдруг на своих хлипких лейтенантских плечах. Что, если все то, что я тут изобразил на ватманском листе, – вранье?! Что, если все эти пулеметные и пушечные ДОТы и БОТы противника не там, а совсем в другом месте?! И вот я уже ощущаю, как выступает холодный пот, как колотит в висках, как немеют ноги, а сердце сжимается с такой силой, будто его уже совсем и не остается. Я вижу, вижу реально, как снаряды нашей артиллерии летят не туда, куда надо, или отскакивают от финских укреплений как горох. Я слышу ехидный смех Френкеля и теряю сознание.
Осунувшийся, небритый, с какими-то воспаленными глазами – таким я увидел себя в маленькое круглое дамское зеркальце.
– Давай умываться, – сказал я Середину и, перекинув полотенце через плечо, вышел из блиндажа на воздух.
Навстречу идет высокая и неуклюжая фигура капитана-артиллериста. Лицо узкое и вытянутое, большой нос, массивная оттянутая челюсть, из-под фуражки с прямым матерчатым козырьком видна стрижка под бокс, глаза темные, умные, пронзительные.
– Кто такие? – спросил у меня и по-хозяйски стал осматривать местность справа от нашего блиндажа.
– Начальник разведки Белоостровской группы прорыва. А вы, капитан, кем будете?
– Ведмеденко, – ответил коротко и протянул руку. – Командир четвертой батареи восемнадцатого гаубичного. Будем ставить мои двухсотки на прямую наводку. Где-нибудь здесь. «Миллионер» рушить.
Узнав об этом, Шаблий не на шутку встревожился.
– Все это хорошо, «Миллионер» необходимо как-то уничтожить, – говорит он мне, разглядывая начавшееся строительство. Так ведь и финны не станут молчать. А в случае обстрела или бомбежки этих капониров наш НП неминуемо окажется в зоне огня. Это уже явная угроза потери управления полком. Нам нет нужды рисковать и подвергать свой НП излишней опасности. Давай-ка, Николаев, присмотри местечко для запасного НП где-нибудь влево.
К вечеру наши разведчики и телефонисты, свободные от дежурства, начали оборудование нового НП среди развалин самой станции Белоостров. Блиндаж достаточно просторный вырыли непосредственно под платформой, что должно обеспечивать надежную маскировку. А наблюдательный пост со стереотрубой закамуфлировали обломками строений.
К вечеру, в сопровождении Коваленко, на НП полка появились майор Головастиков, командир 9-го пушечного, начальник штаба капитан Метелица и начальник разведки капитан Крылов. Шаблий встретил их приветливо, сам ввел в курс дела и обстановки и давал разъяснения по планшетам.
Затем командир нашего полка повел гостей по передовым батарейным НП – Коваленко и я сопутствовали им. Мне предстояла детальная передача всей развединформации по планшету и всех прочих документов капитану Крылову. Человек он, видно, неплохой, с деловой хваткой, знающий дело. Но в наших взаимоотношениях могут возникнуть трудности – по положению я начальник разведки группы артиллерийского прорыва и, следовательно, хотя бы и временно, занимаю более высокий пост. С другой стороны, я моложе его и значительно ниже по званию. Я стараюсь быть предупредительным и вежливым. Ничего не скрываю, не таю, не «припрятываю про себя». Кажется, Крылов это понимает и в отношении со мною держится ровно, непредвзято, без амбиций, по-товарищески.