На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

Хвостатый залп «катюш» стал уже традиционным сигналом начала артиллерийского наступления. Грохнуло в воздухе нечто страшное и единое. Выкинули стальные глотки орудий свои смертельные огненные плевки. Загудели, завыли, защелкали и пошли молотить «беглым». За считаные минуты только один наш полк выбросил из своих орудийных жерл более трехсот пудов металла и взрывчатки. Черная стена земли, огня и смерти поднялась в воздух на противоположном берегу Сомме-йоки. Пехота торопится: ей нужно как можно скорее, под прикрытием разрывов, подойти к переднему краю противника и занять исходный рубеж для решающего броска вперед в траншеи, в ходы сообщений и забросать гранатами еще не очнувшиеся от стресса и шока команды огневых точек и блоков противника. В бинокль хорошо видно, как согнувшиеся фигурки форсируют неглубокую и неширокую речушку и скрываются в дыму и пыли разрывов. По всем командно-наблюдательным пунктам пронеслась команда: «Изменить прицел и заряд». Минута перерыва, и снаряды пошли в глубину. Стена разрывов отодвинулась, и пехота уже врывается в первые траншеи переднего края финнов. Что происходит там, впереди, за дымом и пылью, не видно. Но частые и резкие автоматные очереди, отчетливо различимые в утихающем гомоне орудий, оповещают нас о том, что пехота ведет рукопашный бой в расположении обороны противника.

Мы уже знаем по опыту: сегодня пленных не будет. Озверелое возбуждение людей остановить невозможно – солдаты не простят финнам вчерашнего дня. Знаем также и то, что этот штурм последнего опорного пункта обороны финнов будет успешным и что последняя, не самая страшная, линия Карельского вала будет прорвана! Идет десятый день наступления. За эту декаду наши новички-куряне успели уже привыкнуть к звукам «оркестра победы и смерти». Первоначально звуки эти вызывали в нас трепетный ужас, а сегодня в душе непонятная радость – радость близкой победы!

Артиллерийский налет окончен… Под прикрытием танков пехота прорывается сквозь линию обороны и идет дальше. На Выборг!

Вскоре стал известен разговор полковника Борщева, командира дивизии с пленным финским капралом. «Воевать против таких солдат, которые идут в атаку вслед за своим огневым валом, не страшатся осколков и врываются на передний край, когда еще и минуты не прошло после разрыва последнего снаряда, бесполезно».

Оседает поднятая разрывами земляная пыль. И там, где еще вчера зияли ощетинившиеся пулеметами амбразуры, стоит мрачная, гробовая тишина.

Управление нашего полка, во главе с его командиром, переходит речку Сомме и размещается в каменной конюшне неподалеку от хутора Нурмола. Саперы наводят временный мост, без которого нашим машинам и орудиям не пройти. Мы не можем идти дальше за пехотой, не дождавшись переправы своей боевой техники. Солнце только-только подымается над горизонтом, и день, по-видимому, обещает быть теплым и ясным. На хуторе Нурмола солдаты обнаружили дойных коров и надоили несколько ведер парного молока. Повар наш Соколов раздобыл муки, масла и какао – тут же замесил тесто на оладьи и взгромоздил на плиту огромный чайник под какао. Пока саперы наводят мост, а Соколов печет оладьи, я решил вздремнуть, растянувшись на соломе и укрывшись телогрейкой. Долго ли продолжался мой сон, не знаю. Но проснулся я от автоматной стрельбы и шума. Солдаты были в явном возбуждении.

– Что происходит, докладывайте! – говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Так, товарищ лейтенант, дорога вон, а по бокам кюветы, – отвечает Поповкин, глупо улыбаясь.

– Дорогу вижу, а дальше что?

– Мы того, значит, в кювет и залегли…

– Залегли, значит… И что?

– Так соснуть, значит… Он, товарищ лейтенант, покатый… Удобно… Это… Ну, как в постели.

– И начальство не видит, – съязвил Сашка Логинов.

– Только это, – продолжает Поповкин, – дрема одолевать стала… Бублейнику Сашке – курить приспичило… Он к нам: «Табачку нет ли?» – «Нет, говорим, – Сашок, нету». А Квасков-то ему, Сашке значит, и говорит: «Ты, – говорит, – вон у ентих, что на той стороне дороги, в кювете спят, попроси». Ну Бублейник пошел к ним, спрашивает… А они ему не по-нашенски. Тот-то думает – татары али узбеки какие… А они, что ни на есть, финны… Сашка Бублейник на них смотрит, а те на ево вылупились… А как очухались, так драпать… Ну, мы им вдогонку очередь-другую и пустили.

– Умора, товарищ лейтенант, – смеется Квасков, – как это они в кювете-то заснули!

– Ну а вы-то как в него улеглись, не посмотрев даже, кто с вами рядом?!

– Товарищ лейтенант Николаев, – слышу я голос часового при штабе, – вас требует командир полка.

– Основные силы 21-й армии теперь идут вдоль Выборгского шоссе, – сообщает Шаблий на совещании. – Мы не имеем никаких конкретных указаний. Возможны варианты: первый – идти вправо в леса, вслед за Сидоренко. Второй – дожидаться главных сил. Третий – продвижение вперед за единственным батальоном 1078-го полка. Я выбираю третий вариант – нам следует как можно скорее подойти к Выборгу и там соединиться с главными силами. Вариант этот рискованный. Возражения есть?

Возражений не было. Даже Куриленко и Князев молчали.