На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

20 октября. Дождливым и хмурым вечером вступил наш дивизион в город Каргополь. На мосту через Онегу обдало нас резким и пронизывающим холодом. Широкая, мутная река пенилась белыми барашками и ходила крупной рябью под могучим северным ветром. Мощенные булыжником улицы были в выбоинах, заполненных водою. Всюду слякоть и грязь. Сапоги наши который уж день не просыхают, внутри их осклизлая жижа, и мы бредем по мостовой, не разбирая дороги. Дома в городе больше деревянные, серые от ветров и, видать, давно не ремонтированные. Храмы с ободранными, ржавыми куполами. Все это наводит тоску и давит на душу.

Временно наш дивизион разместили в деревянном, одноэтажном здании «Базовой школы» на улице Ленина. Первому и второму взводам отвели один из классов. Парты моментально выброшены на улицу, а люди, прямо на полу разостлав пустые матрацные наволочки, шинели и одеяла, ложились, кто где придется, и тотчас засыпали. Мне посчастливилось захватить место в углу у окна. По крайней мере, здесь мне никто не наступит на голову. Легли. Тело стонет, ноги гудят; на тебе и под тобою все волглое и сырое. И все-таки можно вытянуться и не ощущать на своих натруженных ногах мокрых и раскисших сапог. Нет сил шевелиться. Кажется, вот разразись здесь потоп, извержение вулкана, землетрясение – с места не двинусь, пусть все рушится, а я буду лежать там, где лег. Тишина, слышно лишь мерное дыхание уставших людей.

– Первое отделение первого взвода в караульный наряд, – услышал я громогласный рев старшины Шведова в коридоре.

«Первое, – подумал я, – не наше. Пронесло». Ребята из первого отделения ругались и матерились. Я же, блаженно растянувшись, заснул, как говорят, «мертвым сном».

Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за ноги. Протираю глаза – кто-то сует мне ржаной сухарь и кусок свиного сала. Все сидят на полу, активно и молча работая челюстями. Что происходит?! Оказывается, курсантов Жидкова и Царева поставили в караул у какой-то церкви. А в церкви продовольственный склад.

– Ходим мы вокруг этой церкви с винтовками, – слышу я голос Васи Жидкова, – а церковь разбита, окон нет, решетки все покорежены. На улице дождь, спрятаться некуда. Заглянул я внутрь, думаю, может, от дождя схорониться можно. А там горы сухарей и штабель сала копченого. Мы с Толькой Царевым изловчились, набрали сухарей, шмат сала тиснули. А как сменились, так сюда – с ребятами делиться. Это закон.

22 октября. Знаменательная дата – день моего двадцатилетия. В прошлом году у нас дома собрались мои школьные друзья, двенадцать человек. Несмотря на продовольственные затруднения мать испекла пирог, а в «Елисеевском» на Тверской достали несколько бутылок сухого. Потом, игнорируя комендантский час, шли по Первой Мещанской провожать наших девчонок. В тот день мы прощались как бы со своей беззаботной юностью.

В этот день я всегда получал подарки. Вот и сегодня – не исключение. Старшина объявил, что нам разрешено получение посылок из дома, не превышающих восьми килограмм весом. Тут же я прошу свою мать прислать мне теплые носки, фуфайку, перчатки, циркуль, карандашей, ложку, ножницы и сукна – черного и красного для петлиц и шевронов и галуна золотого или шелкового. Растянувшись на своем «ложе» в углу, я отдался во власть приятным грезам и воспоминаниям.

23 октября. Проснулись мы затемно, задолго до того, как прогорнили «зорю», проснулись от запаха тушеной баранины с луком. Запах был настолько раздражающим и аппетитным, что рот моментально наполнялся слюной. Я выглянул в окно и обнаружил во дворе походную кухню. Это была, должно быть, очень старая кухня на деревянном ходу, служившая своим котлом, вероятно, еще в Первую мировую. Выходит, кончилась сухомятка.

– Кормить будут два раза, – услышали мы крик Анатолия Гунченко, – повар говорит, что выделенный в его распоряжение агрегат времен Очакова с трехразовым питанием не справится. Так что, друзья, на крупную «подрубку» рассчитывать не придется. Вот так!

Подъем прошел вяло, без прежней интенсивности. В строгом ритме военного училища что-то «треснуло». На утренней поверке капитан Краснобаев объявил, что в связи с передислокацией училища дата выпуска будет приурочена к Новому году – то есть к 1 января 1943 года.

Сообщение выслушали молча, но потом спрашивали друг друга: «Все это хорошо, а чем мы станем заниматься?», «Двухлетнюю программу военного училища мы проскочили в сжатые сроки. И что теперь?!»

И вдруг как снег на голову: «Немецкая разведка предприняла операцию „Целлариус“ с целью высадить в районе станции Коноша – озеро Лаче группу специального назначения. Первый отряд диверсантов был сброшен в ночь на 31 августа…» Утверждалось, что диверсионная группа противника обнаружена в лесном массиве в сорока километрах южнее Каргополя.

В стрелковых батальонах сформированы роты быстрого реагирования.