На волоске

Она встает со стула и на четверть секунды поворачивается ко мне, чтобы бросить мне в лицо свое отвращение, а потом с достоинством покидает кабинет. Я чувствую горечь во рту. Я пришел ей на помощь, а она теперь презирает меня так же, как этого недоумка. Директор безжалостно выносит свой приговор:

— Джаспер, вами займется дисциплинарный совет. А вы, Маттео, отстраняетесь от занятий на пять дней.

Я хватаю ртом воздух.

— Это несправедливо, я тоже жертва!

— А на что вы рассчитывали, затевая драку? Правила одинаковы для всех.

Глава 37

По дороге домой в машине висит напряженное молчание. Маме пришлось срочно уйти с работы, чтобы с глазу на глаз выслушать лекцию директора о моем недостойном поведении. К счастью, долго он ее не продержал. Но она вся на нервах и едет дергано, нажимая на педаль тормоза каждые три минуты. Наконец, остановившись возле нашего дома, она заговаривает со мной:

— Сейчас ты вернешься домой, а это мы обсудим вечером, когда я успокоюсь.

— Мам…

— Замолчи, сейчас я не в состоянии с тобой разговаривать.

И, высадив меня, она сразу же срывается с места. Оставшись дома один, я швыряю на пол рюкзак, кепку и куртку. Посылаю подальше ботинки и оседаю на плитку в кухне, потому что идти куда-то еще выше моих сил. Все события сегодняшнего дня возвращаются ко мне пощечиной. И все же я уверен, что поступил правильно. В таких ситуациях нельзя проходить мимо. Я бы не смог больше смотреть на себя в зеркало, если бы не вмешался. Слова директора задели меня, но не так, как отвращение, написанное на лице Леаны. Я ощутил, будто мне в сердце вонзили нож.

Ее оттолкнуло мое второе «я» или моя ложь? Мне нужно знать. Нужно поговорить с ней. С волосами или без? C. В конце концов, Поль должен был встретить ее сегодня вечером.

Я решил подождать ее, прислонившись к худосочному деревцу, одному из тех, что растут вдоль тротуара. Я нервничаю, мне холодно и хочется что-нибудь сломать. Я и не думал, что во мне есть столько жестокости, и уж тем более — что она проявится сегодня с такой силой. Во мне накопилось столько гнева, который я всегда прятал поглубже. Может быть, лучше выпустить его, потому что, если держать все в себе, однажды я просто взорвусь.

Звенит звонок, и через несколько минут из дверей начинают выходить школьники. Я боюсь увидеть Леану так же сильно, как хочу расставить все точки над «i».

Сурая замечает меня первой. Черные косички взлетают вокруг ее головы, когда она бросается мне навстречу в сопровождении Анны Софии, которая знаками пытается что-то мне показать.

— Привет, Поль! Что ты здесь делаешь? Леана сказала, что ты все-таки не придешь!

— Мне нужно с ней поговорить.

— У тебя все хорошо? Ты странно выглядишь.

Я раздраженно закатываю глаза.

— Оставь его в покое, — вмешивается Анна София. — Сейчас не время. Я тебе все потом объясню. До скорого, Поль!

А потом она уводит свою подругу, одарив меня на прощанье сочувственным взглядом, который подразумевает, что мне конец. Секундой позже я и сам в этом убеждаюсь. Леана мерит меня с ног до головы презрительным взглядом, стоя на пороге лицея и не обращая никакого внимания на проходящих мимо школьников. Некоторые нечаянно толкают ее. Она бледна и холодна, как Дейенерис из «Игры престолов», которая вот-вот выкрикнет свой боевой клич «Дракарис!». В конце концов она проходит мимо меня, глядя прямо перед собой. Сжав кулаки в карманах, я догоняю ее и иду рядом.

— Отойди от меня, — цедит она. — И не подходи ко мне больше.

Ее губы сжаты в тонкую полоску. Я поджимаю свои.

— Почему?

— Ты знаешь почему… — она глубоко вздыхает и понижает голос так, чтобы услышал только я: — Маттео.

Это так ужасно — то, как может ранить простое имя, произнесенное с таким презрением. Но мне хватило храбрости и на то, чтобы подраться с Джаспером, и на то, чтобы показаться ей после этого на глаза, и мне кажется, что я заслуживаю большего. У меня есть право объясниться, но особенно мне хочется услышать правду из ее уст.

— Так в чем дело? В том, что я вступился за тебя? Или в том, что я…

Она разворачивается на сто восемьдесят, и я останавливаюсь, взволнованный слезами в ее глазах.

— Хочешь помучить меня прилюдно, да? Ты еще недостаточно поиздевался надо мной? Недостаточно мной воспользовался? Хочешь, чтобы я еще и сгорела от стыда перед всеми? Отвали! Оставь меня в покое! Все в любом случае кончено. Ты меня слышишь? КОНЧЕНО. Я больше не хочу тебя видеть, не хочу больше иметь с тобой никаких дел, все, это конец.

Она проорала все это в пятнадцати метрах от автобусной остановки.

На нас смотрят абсолютно все, и в первую очередь Сурая и Анна София, одна — с удивлением, вторая — с болью. Я отступаю, она отбила у меня все желание обсуждать что бы то ни было ударом, который только что нанесла.

Все кончено.