Я быстро взяла санитарную сумку и побежала к нему. В штабе на солдатской кровати на сером одеяле лежал наш командир Иванов Д.Н. Голос его был глухой и сиплый. Я попросила дежурного поднести керосиновую ламу ближе к кровати, увидала лицо раненого, оно было бледным, страдающим. Я быстро сняла одежду. Брюки и постель были пропитаны кровью, кровь сочилась через промокшую повязку. Сняв повязку, я увидала в верхней части левого бедра, на ягодичной складке, обширную глубокую рваную рану мягких тканей. Обнажив рану, я сразу приступила к её обработке. После обработки раны и её перевязки, введения лекарств, обильного питья сладкого чая, состояние раненого улучшилось. Дмитрию Николаевичу я сказала, - вас необходимо госпитализировать. Он ответил: "не могу оставить батарею, а о госпитализации ж слышать не хочу".
У Дмитрия Николаевича было тяжёлое ранение в область таза и бедра. Раны были обширные множественные сильно кровоточили. Обработку раны я делала при свете керосиновой лампы, моим ассистентом был связной. Дмитрий Николаевич был бледен, пульс слабый, голос его осел, чувствовалась большая кровопотеря, изредка стонал, ничего не говоря. Я не задавала вопросов боролась за жизнь. После оказания помощи, введения обезболивающих и сердечных средств, больному стало лучше, больной заговорил.
Я сказала - у вам большая кровопотеря и обширная рана. Он ответил, что сейчас не до этого. Во время оказания медицинской помощи, командир проявляй терпение и не стонал, но был крайне взволнован. За время врачебной помощи ст. л-нт Иванов говорил, как ему пришлось вступить в бой с немецкой разведкой, рассказывал сбивчиво и раздражённо.
Это случилось поздно вечером 10 сентября 1941 года. Из сказанного им я поняла, что они с командиром дивизиона комиссаром Ивановым выехали из Дудергофа, вскоре после того, как я ушла из штаба первого КП, ехали они на грузовой машине, комиссар дивизиона сидел в кабине, вместе с шофёром Костей, а командир батареи наверху в кузове.
Ехали медленно с выключенными фарами, объезжая Воронью гору, (дорога огибала гору) увидали впереди группу людей, идущих навстречу. Издали, в темноте, было трудно разобрать, кто идёт и что это за люди.
Командир подумал вначале идут мужчины откуда они здесь уж не краснофлотцы ли идут самоволку к окопницам, да такого никогда не было. Люди шли навстречу по дороге не сворачивая. Комиссар остановил машину, чтобы узнать, что за люди. Хотел окрикнуть, но не успел, в ответ раздались автоматные выстрелы, услышал немецкую речь. Завязался бой на дороге. Дмитрий Николаевич открыл стрельбу из нагана, сверху из кузова, и увидал, как один из немцев упал подбитый. Командир батареи из кузова выскочил в канаву, заросшую кустами, в ответ продолжал стрелять из личного орудия. Заметив его выстрелы, фашист прочесал из автомата кусты, его ранило.
По его словам - машина стояла на месте, стрельба по ней была массированной, фашистская группа стреляла по кабине из нескольких автоматов. Комиссар дивизиона и шофёр Костя погибли в машине, не успев выйти. У комиссара в планшетке находилась секретная карта всего дивизиона.
Командир батареи, лёжа в кювете, расстрелял все патроны из нагана, после чего стал пробираться по кустам на Воронью гору, к первому орудию. И только в пути почувствовал, что левая нога плохо слушается и что-то тёплое текло по ноге. Он потрогал ногу рукой и ощутил рану и боль, в горячке боль не ощущал. Раненый командир Иванов по Дудергофским высотам добрался до 1-го орудия, там ему оказала первую помощь сестричка Зоя. До первого орудия добирался в течение часа. Придя на первое орудие, Иванов поднял тревогу.
После чего он направился на второе КП, в деревню Пелгала, от провожатого краснофлотца отказался. Будучи раненым, командир проделал путь до 2-го КП 6-7 километров. Шёл медленно, с палкой, до 2-го КП добрался в два часа ночи. Куда я и была вызвана.
Раненный, он отдавал распоряжения. Во время обработки его раны, рассказ иная о случившемся, он сильно переживал, не столько от болей в ране, а сколько от того, что фашисты вступили на позицию батареи. Дмитрий Николаевич закрыл глаза брови его сдвинулись на лице было явно выражение страданий. "Вот, "Ольга", и пришли горячие денёчки, сказал и замолчал. Задумался. Затем открыв глаза повернул голову в мою сторону и решительно сказал: "А вы доктор Павлушкина примите командование над пятым орудием".
"Я же врач, я не артиллерист. И я же не знаю расчётов", - от слова высказанных командиром я остолбенела.
"Вы Антонина Григорьевна, - окончили Академию, - командовать умеете. Поймите, другого выхода у нас нет. Пушку пятую без командира оставлять нельзя".
"Не бойся Ольга", - сказал командир по-особому нежно, - "на пятой пушке хороший старшина Кукушкин, расчёт боевой, хорошо подготовленный. Теперь по дальним целям стрелять не придётся, а если придётся стрелять, то прямой наводкой".