На восток

А «зарисовки» продвигались не очень. В вечерних сумерках с болтавшегося на волне довольно далеко от берега катера многого разглядеть, естественно, не удалось. Тем не менее стало ясно, что отряд контр-адмирала Энквиста имел дело с капитальными бетонными или каменными укреплениями. Часть их оголило близкими разрывами, разбросавшими грунт и открывшими брустверы и капониры. Наблюдатели насчитали четыре позиции нового типа под орудия среднего калибра и шесть по 76 миллиметров.

Чуть севернее них располагались более простые деревоземляные сооружения противодесантной батареи из восьми мелких скорострельных пушек, достроить которую в каменном виде, судя по всему, просто еще не успели. Заготовленный обтесанный камень лежал стопками прямо среди двориков.

Кроме того, с катера видели что-то, похожее на бакены или буйки, скорее всего, обозначавшие границу минного поля или проход в нем под самыми жерлами пушек. Это казалось вполне логичным. Именно там и должен был быть вход в залив для больших судов, если, конечно, заграждение не из инженерных мин. Хотя не исключалась и простейшая военная хитрость. Теперь уже было что доложить начальству. День простояли, оставалось еще ночь продержаться.

Но все оборонительные планы Энквиста оказались спутаны с появлением со стороны Хакодате двух наших эсминцев, доставивших боевой приказ совершенно противоположного содержания. Капитан второго ранга Андржиевский, приведший свой неполный отряд, сразу после встречи с тыловым шлюпочным дозором проследовал к флагману южной группы и поднялся на борт «Нахимова» для согласования дальнейших действий. Немедленно вызвали и начальника миноносцев лейтенанта Ломана, которому теперь предстояло работать вместе с эсминцами.

От него ждали обстоятельного доклада о рейде к Аомори, после чего предполагалось приступить к детальной проработке предстоящей ночной вылазки. Но, даже не успев еще толком поздороваться, офицеры оказались бесцеремонно прерваны начавшейся частой пальбой сразу в нескольких местах вдоль всей линии патрулирования катеров в устье пролива.

Командиры минных отрядов быстро вернулись на мостики своих пришвартованных к броненосному крейсеру кораблей и двинулись на юг, для прояснения обстановки. Впереди в слабых лучах катерных прожекторов и тусклом мерцающем свете догоравших ракет мельтешили многочисленные перепончатые паруса рыбацких джонок.

До линии дозора было меньше мили. С такого расстояния казалось, что они накатываются сплошной волной. Причем эта волна уходит далеко на запад и на восток и имеет ширину едва ли не во весь пролив. Их были десятки, и они уже достигли катерной завесы, начав обволакивать ее. При этом вся эта шевелящаяся серая масса надвигалась без стрельбы. Палили из всех стволов только катера, пробивая прорехи во враждебно молчащем строе, начавшем огибать их со всех сторон.

Угодившие под обстрел быстро роняли паруса, порой вместе с мачтами. А подавляющее большинство еще целых стремились скорее разминуться с небольшими очагами опасности и пройти дальше. Но они все так же не стреляли, в зловещем молчании и тишине скользя по черной воде.

Экипажам судов передового шлюпочного дозора, довольно быстро охваченным этим движением со всех сторон, оно леденило кровь сильнее, чем кинжальный огонь в упор. Да и на некотором расстоянии (как, к примеру, для миноносцев) это выглядело непонятно и пугающе. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что столь масштабным и интригующим был всего лишь отвлекающий маневр.

Увлекшись расстрелом многочисленных лодчонок, катерники не заметили приближения реальной опасности в виде сразу пяти небольших пароходов, вклинившихся в их строй со стороны западного берега пролива. Сблизившись с двумя крайними в передовой завесе катерами, пароходы открыли частый и точный огонь, моментально выбив всю артиллерию и пулеметы у своих противников. Один из них даже «выдохнул» облако пара из прошитого котла, сразу лишившись хода.

Воды, примыкавшие к позициям батарей, тут же накрыла непроглядная тьма. Ни прожектора, ни ракеты с других наших катеров туда теперь не дотягивались. А японцы принялись методично расширять образовавшуюся «темную зону», развернувшись поперек пролива и уверенно тесня неспособные реально сопротивляться такому натиску старые и слабо вооруженные паровые шлюпки.

В начавшейся суматохе джонки моментально утратили свою зловещесть и таинственность и начали разбегаться в стороны, спеша скорее затеряться в темноте. Часть из них просто скидывала паруса, становясь практически невидимыми и дрейфуя по воле ветра и волн.