— На третьем этаже апартаменты le comte Lazare, графа Лазара. В таком шато обязательно должен обитать настоящий аристократ, правда? Мадам Зерван любит говорить, что она тоже аристократического рода, но мы с maman не очень-то ей верим. Граф Лазар обожает медленный фокстрот. Maman с ним занимается, она ведь не только уроки танго ведет. Говорит, граф — настоящий талант, только поздно проснувшийся, — болтал Мишель. — Пожалуй, да, поздновато: ему восемьдесят лет. Но он танцует, играет в теннис, ездит верхом и никогда не пользуется лифтом.
Что за комиссия, создатель! Восемьдесят лет! Медленный фокстрот! А Алена-то считала, что это она поздно увлеклась танцами и шейпингом!
— А мадам Зерван тоже танцует? Или ей муж не велит? У мусульман, наверное, с танцами строго!
— Наверное, строго, только мадам Зерван никакая не мусульманка. Муж ее, кстати, давно умер, так что она спокойно носит кожаные штаны, гоняет на мотоцикле и все такое. Но она не танцует, ей некогда: у нее тут вечно живет целая куча родственников ее мужа, и она с ними ужасно носится. Я их не выношу! — пылко сообщил Мишель. — Они везде суются, громко говорят, всех осуждают, ужасно возмущаются, что в школах арабским девушкам запрещают носить эти их платки… А кожаные штаны мадам Зерван они воспринимают совершенно спокойно. Я, конечно, не расист, вы не подумайте, — торопливо уточнил Мишель, — но они бывают иногда такие… non compris! Вы понимаете?
— Я понимаю, — кивнула Алена, подумав, что мальчик оказался очень, очень тонкий. Non compris, то есть «несочетаемые» — отличный эпитет в данной ситуации. Скандальные арабские родственники — и невероятный шато… И впрямь несочетаемое сочетание! Надо надеяться, гости мадам Зерван не приводят сюда верблюдов и не разбивают свои шатры в центре парка?
А впрочем, Аллах с ними, с ее арабскими родственниками. У Алены есть заботы поважнее!
— Слушай, — сказала она, — оказывается, я мобильник дома забыла. Вот souillon, неряха.., то есть я хотела сказать, maladroit, растяпа! — И она вдруг вспомнила, как точно так же перепутала эти слова в разговоре с Антуаном около ксерокса в магазине карнавальных принадлежностей.
— Ну, не огорчайтесь, — успокаивающе кивнул Мишель. — Во всяком случае, теперь ничего не надо отключать. А если вам понадобится куда-то позвонить, у нас есть телефон. А теперь пойдемте, осталось две минуты.
И Алена сделала первый шаг в своих новых туфлях…
Они вышли из «магазина», захлопнув за собой дверь, и пересекли лестничную площадку. Она была в длину ровно десять шагов. Каждый шаг из этих десяти Алена воспринимала отдельно.
Да, теперь она понимала, что чувствовала бедная Русалочка после того, как выпила ведьминское зелье и вместо рыбьего хвоста у нее образовались ножки. «Ее нежные ножки резало, как ножами…» Замечательно сказано!
Но, похоже, Мишель ничего не замечает. Вот и ладно. Надо думать, никто не заметит, как Алене больно, как невыносимо, как…
Мишель распахнул перед ней дверь в зал, и тут Алена окончательно ощутила себя несчастной Русалочкой, ради ножек расставшейся со своим чудесным голосом! У Алены голос был не бог весть какой, однако она тоже рассталась с ним, потому что прямо перед ней в классической «пирамидке» танго — прижавшись щекой к щеке — стояли Руслан и Селин.
Этот день выдался для меня хлопотным, а еще мне предстояло ночное дежурство взамен одной заболевшей сестры (уже начинал пошаливать тиф, и хотя мы немедленно отделяли таких больных, все равно были случаи заражения и среди персонала).
Я сидела на стуле в коридоре и клевала носом.
Вдруг послышались шаги, я вскинулась, надеясь: Левушка! Но это был доктор Вадюнин.
— Не спите? — шепотом спросил он, хотя мы находились в коридоре и наш разговор, скажем, вполголоса не был бы слышен в палатах. Я оценила деликатность и ответила так же, шепотом:
— Конечно, нет. А вы почему здесь? Разве Нынче ваше дежурство?
— Новый лазарет. Не привык. Волнуюсь. Хожу, привыкаю. У меня бессонница, — ответил Вадюнин короткими фразами, и мне показалось, что он и впрямь волнуется. — Хотите, идите подремлите, я посижу.
— Что вы! — Я даже обиделась такому предложению: неужели у меня такой безответственный вид, неужели можно подумать, что я способна бросить больных? — Нет уж, спасибо, я никуда не отлучусь.