На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан

Хозяин, бледный как полотно, бросился к двери. Через минуту отряд карабинеров, под предводительством полицейского комиссара, ворвался в комнату и окружил трех гарибальдийцев. Они, разумеется, и не думали сопротивляться. Один Роберт схватился было за рукоятку ножа, который каждый истый сицилианец всегда носит в сапоге или за поясом. Но Эрнест знаком остановил его.

— Кто вы, откуда и зачем пришли? — спросил комиссар.

— Эчеленца, мы бедные работники, — отвечал Эрнест. — Я и он (при этом он указал на Валентина) — каменщики, а вот этот — маляр.

— Откуда вы?

— Из Джирдженти, эчеленца. Пришли сюда работать у одного палермитанца.

— Покажите бумаги!

Все трое полезли в карманы за бумагами.

Комиссар внимательно осмотрел их, сличая приметы, и, по-видимому, не нашел ничего подозрительного.

— А как вы смели прийти так поздно? Разве вы не знаете, что его превосходительство строжайше запретил входить в город после девяти часов?

— Виноваты, эчеленца! — воскликнул Эрнест, подталкивая своих товарищей, чтобы и те не оставались безмолвными. — Мы не знали ничего и нечаянно запоздали дорогой!

Голос трех путешественников был так искренен, бумаги так безукоризненны, что комиссару ничего не оставалось, как смягчиться.

Однако он обвел их грозным взглядом и, обращаясь к хозяину, сказал:

— Смотри за ними и не выпускай никуда. Завтра я приду опять.

С этими словами он отдал их бумаги хозяину и со всей своей ватагой направился к двери.

У наших друзей точно гора свалилась с плеч. Они чувствовали себя спасенными.

Но у порога комиссар остановился и довольно небрежно, очевидно, больше для успокоения совести, спросил:

— Вы сказали, что пришли в Палермо на работу?

— Точно так, эчеленца, — отвечал Эрнест. — В Джирдженти негде заработать одного сольди. Я прежде работал в Палермо и теперь мой прежний хозяин опять сделал мне заказ.

— А как зовут твоего хозяина?

— Флоридо Матеучи, эче…

Но он не кончил фразы. В одно мгновение вся свора кинулась на них, схватила и бросила на землю прежде, чем они успели опомниться.

Ужасная случайность: Флоридо Матеучи — это был тот самый купец, на которого указал в своем фальшивом доносе Мерлино. Это был человек самый смирный, самый безобидный, вернейший из подданных неаполитанского правительства, заботившийся только о собственном спокойствии. Заподозрить его в заговоре против бурбонов было верхом комизма. Мерлино знал, что на другой же день сам Манискалько поймет, какую глупость он сделал. А Орсини, ничего не знавший, выбрал Флоридо мнимым хозяином для своих друзей потому, что был вполне уверен, что на него никогда не падет ни малейшего подозрения.

Теперь же, вследствие несчастного совпадения, Эрнест и его товарищи попали в положение более чем опасное.

В одну минуту все трое были обысканы и у Эрнеста в складке плаща найдена записка к Мокарде и Розалино. Этого было более чем достаточно для обличения их. Тотчас же всех троих связали и комиссар послал одного из карабинеров уведомить о случившемся Манискалько и Сальцано. Сам же он остался караулить пленных, боясь поручить их кому бы то ни было.

Оба они, Сальцано и Манискалько, примчались через четверть часа, потому что были неподалеку.

Одного взгляда старой лисицы Манискалько было достаточно, чтоб узнать Эрнеста.

— Граф ***! — вскричал он. — Вы здесь?

— Да, здесь! — сквозь зубы проговорил Эрнест, понимая, что всякое запирательство бесполезно.

— Где же ваш отряд? Не может же быть, чтобы вы были одни?

— Мой отряд! — с усмешкой сказал Эрнест. — О, он близко, ближе, чем вы думаете, и упадет на вас, как снег на голову!

— Как, что вы говорите? — пролепетал директор полиции.

— Сейчас же прикажу бить тревогу! — вскричал, храбрясь, Сальцано.

— Бейте, бейте, пока вас не побил Гарибальди!

— Гарибальди! — в один голос воскликнули Манискалько и Сальцано. — Сам Гарибальди под Палермо… всё подтверждается… Боже праведный! Генерал, скачите немедленно в казармы, а я полечу предупредить наместника. А вы, — обратился он к комиссару, — отведите пленников в тюрьму. Вы отвечаете за них головою!

И оба опрометью выбежали из комнаты.

Пленников повели. Два ряда карабинеров шли по обеим сторонам, сверкая примкнутыми штыками.

Зловещий кортеж направился по пустым улицам к городской тюрьме. Мерные шаги солдат раздавались по мостовой, пугая мирных граждан, еще не успевших заснуть.

Вот они у рва. Заскрипели, завизжали блоки, загремели толстые цепи и подъемный мост тяжело опустился на каменный контр-эскарп. Двое карабинеров пошли вперед, за ними одного за другим повели пленных. С противоположной стороны отворилась в железных воротах крошечная калитка, а за ней виднелся длинный коридор, в котором было темно, как в могиле.

Пленные нырнули туда. Захлопнулась калитка, загремел засов, поднялся снова железный мост — и три новые жертвы были отрезаны от всего живого, — быть может, навсегда!

Глава XIII. Тюрьма