На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан

Если б волонтер не бросился 10-го мая вечером в третий раз в море, чем причинил остановку на несколько часов, экспедиция застала бы еще «Стромболи» в марсальской гавани, и невольно рождается вопрос, что сталось бы в таком случае со всем предприятием. Но отсутствие в порту неаполитанских кораблей делало почти несомненной возможность высадки.

Не теряя ни минуты, «Пьемонт» вошел в гавань; первые волонтеры, высадившиеся на берег на лодках парохода, овладели всеми найденными на пристани лодками, чтобы ускорить высадку, которая и совершилась без всяких затруднений, на виду двух английских военных кораблей, стоявших на якоре в марсальском порту.

«Ломбардо» остался позади. С палубы его увидели вдруг два неаполитанских парохода, несшиеся на всех парах к Марсале. Это был «Стромболи», заметивший экспедицию, и «Капри», мчавшийся позади, будучи призван сигналами первого.

Биксио тотчас же принял свои меры. Он посадил «Ломбардо» на мель у входа в гавань, чтобы занять внимание неаполитанцев и отвлечь их от «Пьемонта», на котором находились главные силы экспедиции и, что очень важно, пушки. Затем Биксио начал сам высаживаться при содействии многочисленных лодок, подоспевших к нему на помощь.

Тем временем «Стромболи», успевший уже приблизиться к «Ломбардо» на расстояние почти пушечного выстрела, открыл по нему огонь. Но командир английской флотилии послал к капитану «Стромболи» одного из своих офицеров с требованием немедленно прекратить огонь, потому что почти все его офицеры находятся в городе и могут быть случайно ранены. Бурбонский капитан нашел такое требование весьма странным, тем не менее он временно приостановил пальбу, и по этому вопросу начались весьма курьезные переговоры, которые дали время не только «Пьемонту», но и «Ломбардо», находившемуся в весьма критическом положении, высадить на берег всех своих людей без всякой опасности.

Роберт и Валентин высадились с «Пьемонта» одними из первых. Молодой художник, бледный и изнеможенный вследствие морской болезни, мучившей его во всё время пути, лишь только ступил на землю, тотчас же опустился на колени и поцеловал ее. Затем, поднявшись, он расправил члены и воскликнул, вздохнув полной грудью:

— Слава Богу! Наконец-то я на твердой земле и не шатаюсь более, как пьяный… Право, чувствуешь себя другим человеком!

С этими словами он схватил свой карабин и начал крутить им над головой, чтобы поскорее размять руки.

Валентин молчал и, угрюмо насупившись, смотрел на город, на море, на товарищей. Какая-то упорная мысль, очевидно, поглощала его. Но из этой задумчивости вывел его голос генерала Тюрра, подошедшего к ним в сопровождении одного молодого офицера.

— Ребята, за мной! — крикнул он, быстрыми шагами направляясь к городу.

Валентин и Роберт, вскинув на плечи карабины, тотчас же пошли вслед за венгерским генералом и его спутником.

Через десять минут они входили уже на телеграфную станцию. Спутник Тюрра служил телеграфистом в генуэзском бюро; поэтому, овладев депешами, он тотчас же прочел следующую телеграмму, адресованную к коменданту Трапани: «Два парохода под сардинским флагом только что вошли в гавань и высаживают людей». И пока офицер читал Тюрру депешу, получился ответ: «Сколько их и какая цель высадки». Тогда гарибальдиец сам уже отправляет ответ: «Извините, я ошибся. Это два коммерческих судна, идущие из Джирдженти[264] с грузом серы». Несколько минут спустя телеграф снова принес ответ: «Вперед смотри в оба, дурак!» На этом телеграфный разговор и покончился[265].

Тем временем прочие офицеры выстраивали каждый свою команду в боевой порядок.

Маленький неаполитанский гарнизон немедленно же отступил в полном беспорядке; Гарибальди без всякого сопротивления занял город и тотчас же приказал развесить по всем перекресткам следующую прокламацию:

«Сицилийцы!

Я привел к вам горсть храбрецов, уцелевших от ломбардских битв. Мы услышали геройский крик Сицилии — и вот мы среди вас. Мы желаем только одного — освобождения отечества. Будем единодушны, и дело окажется нетрудным.

К оружию!

Кто не возьмется за него, тот либо трус, либо изменник.

Недостаток оружия пусть никому не служит извинением: в руках храбрых всякое оружие хорошо. Городские советы озаботятся об участи стариков, женщин и детей. Итак, к оружию! Пусть Сицилия снова покажет миру, как доблестный народ освобождается от своих тиранов!

Джузеппе Гарибальди».

Тотчас же молодежь города начала присоединяться к отряду. Но так как каждая минута была дорога, Гарибальди, дав всего несколько часов отдыха своему отряду, двинул его в глубину острова.

Роберт и Валентин шли рядом. При подъеме на одну высоту Роберт обернулся и, взглянув на своего спутника, расхохотался: лицо молодого крестьянина, всегда столь открытое и веселое, выражало какую-то озабоченность и таинственность, показавшуюся живописцу весьма комичными.

— Что с тобой, дружище? — спросил он. — Ты точно выходец с того света. Можно узнать, о чем ты думаешь?