Милли ему, конечно, нравилась, она привлекала его своей душевной теплотой и одаренной натурой; и в постели была неплоха, несмотря на некоторую скованность, как в тот единственный раз, когда они были вместе. И тем не менее, если продолжить встречи, может возникнуть опасность излишних переживаний при расставании. Не для него — за себя он не боялся, давно решив избегать сильных привязанностей в обозримом будущем. Но Милли может почувствовать себя оскорбленной: женщины чересчур серьезно относятся к тому, что для мужчин — лишь случайное любовное похождение. А он предпочел бы не обижать Милли.
Простенькая девица в форме Армии спасения позвонила в колокольчик прямо перед его лицом. Рядом с ней на подставке стояла стеклянная кружка с мелочью, в основном это были пенни и мелкие серебряные монеты.
— Пожертвуйте что-нибудь, сэр, для бедняков, чтобы порадовать их на Рождество.— Голос у нее был пронзительный и тонкий, словно вотвот сорвется, лицо рдело от холода. Ричардсон покопался в кармане и нащупал среди мелочи бумажку в десять долларов. Подчиняясь безотчетному чувству, он бросил ее в кружку.
— Да благословит Бог вас и вашу семью! — сказала девица.
Ричардсон усмехнулся. Если бы только эта дурочка знала, что у него за семья, ей бы расхотелось ее благословлять. Семьи у него фактически никогда не было, семьи, в которой растут дети и которая представлялась ему в минуты душевной слабости. Не объяснять же этой девице, что они с женой заключили соглашение, позволяющее каждому из них жить по-своему, сообразуясь с собственными наклонностями, но сохраняя видимость брака: они пользовались общим жилищем, иногда обедали вместе и временами, при благоприятном стечении обстоятельств, утоляли сексуальный голод, вежливо предоставляя друг другу напрокат свои тела.
Помимо этого, у них не осталось ничего общего, даже прежних жестоких ссор. Теперь они совсем не ссорились, признав, что пропасть между ними слишком широка, чтобы пытаться навести через нее мост. А в последнее время, когда его захватили другие интересы, главным образом партийная работа, все прочее окончательно отошло на второй план.
Нельзя не удивляться тому, что они сохраняли брак — ведь развод в Канаде получить довольно легко (за исключением двух провинций), поскольку судам достаточно любого лжесвидетельства, чтобы вынести решение о разводе. Правда состояла в том, что он и Элоиз чувствовали себя свободнее в браке, нежели в разводе. При существующем порядке вещей каждый из них мог свободно заниматься шашнями, а если дело осложнялось, то брак был удобным предлогом для разрыва. Кроме того, исходя из собственного опыта, они сомневались, что второй брак может оказаться более удачным, чем первый.
Подгоняемый снегопадом и холодом, Ричардсон ускорил шаг. Войдя в безлюдный, тихий Восточный блок, он поднялся в канцелярию премьер-министра.
Милли Фридмен, в шерстяном пальто кораллового цвета и высоких сапогах с меховой опушкой, надевала перед зеркалом островерхую шапочку из меха белой норки.
— Меня отпустили домой,— весело сообщила она, оглядываясь на него через плечо.— Можете входить к премьер-министру, если не боитесь застрять там до второго пришествия.
— Нет уж, так долго я не задержусь,— сказал Ричардсон.— У меня назначено еще одно свидание.
— Вероятно, его можно отложить.— Милли повернулась, шапочка сидела на голове что надо. Сроду не видел такого изящного, практичного и сногсшибательного головного убора, подумал Ричардсон, глядя на Милли. Ее лицо раскраснелось, большие зеленовато-серые глаза с хитроватой искринкой сияли.
— Черта с два соглашусь отложить,— сказал Ричардсон. Откровенно любуясь Милли, он оглядел ее с головы до ног. Но тут же припомнил обещание, которое дал себе насчет сегодняшнего вечера.
Кончив говорить, Джеймс Хауден устало отодвинул кресло от стола — того самого старомодного стола на четырех гнутых ножках, который служил уже не одному поколению премьер-министров. Напротив него в кресле для посетителей сидел Брайен Ричардсон, молчаливо размышлявший о том, что он услышал от премьер-министра. Хотя Ричардсону была известна суть вашингтонских предложений, он впервые ознакомился с ними детально. Кроме того, Хауден проинформировал его о том, как восприняли их члены Комитета обороны. Как вены и артерии разносят кровь по всему телу, так живой и острый ум шефа партийной канцелярии, отточенный в политических схватках, пытался охватить и осмыслить все факты в их мельчайших подробностях, оценивая выгоды и потери, осложнения и случайности, удары и контрудары в самых различных ситуациях. Детали будут уточнены позже — сейчас необходим общий стратегический план, самый ответственный из тех, что он составлял когда-либо. Любая промашка здесь обернется поражением для партии, а может быть, больше, чем поражением,— катастрофой.
— И вот еще что...— сказал Хауден, подходя к окну и глядя на Парламентский холм.— Адриан Несбитсон должен уйти.