На высоте поцелуя

Всякая читка вслух считается поцелуем.

Такой коллекции наград, как у Брежнева, в мире нет ни у кого. Если бы не скупость Европы, она могла бы стать просто уникальной. Недодала, недодарила старушка нашего генсека. Молва о Нобелевской премии слух народу поласкала и умолкла. А зря! Европейское супружество с чего начало берет? С поцелуя! Справедливо было бы отчеканить этот поцелуй на монетах Евро. В Брюсселе памятник поцелую Брежнева с Хонеккером установить. Эй, вы, там, в Осло! Нельзя такими ослами быть! Русско-немецкий поцелуй покрепче любого цемента. Эх, Европа, Европа…

Губы

Горизонт – след от поцелуя Земли с Небом.

Не стану называть имени этой очаровательной американской астронавтки. Она взяла без спроса в длительный полет губную помаду. Больше того, пользовалась ей. У одного из коллег вырвалось неуставное: «Боже, как вы прекрасны!» Она не нашла слов, ответила поцелуем.

Оказывается, в невесомости поцелуй не в состоянии удержаться на щеке. Он летал по кораблю и сводил всех с ума. На внешней стороне иллюминаторов от зависти выросли силуэты невиданных цветов. Полет пришлось прервать до срока. Корабль спешно приземлили. Явилась высокая комиссия, а поцелуй пропал.

Как водится, факт засекретили. Полеты многоразовых челноков запретили. Но тем, у кого глаза есть, при закате солнца поцелуй этот иной раз подмигивает и нашептывает.

И еще говорят, что после этого случая на Луне обнаружили воду объемом в одну слезу.

Пушкин что ли это сделал?

Место человеку не между дат. Он от поцелуя до поцелуя. Первый от мамы, последний от Земли.

В горсаду Пушкина соорудили памятник поцелую. Он из одной пары губ. Тот, кто такое выдумал, явно не целовался. Вот если бы он свое изваяние назвал «воздушным поцелуем», тогда другое дело, а так…

Пушкина дилетантство оскорбило. Александр Сергеевич опытным путем проверил, и не раз – поцелую требуется две пары губ. Всю ночь поэт думал, как наказать легкомысленного художника. Под утро не выдержал, позаимствовал алую краску у восхода и вывел свое хулиганское резюме: «Писькин дом».

Администрация парка забыла, что Пушкин забияка еще тот, и стерла слова великого поэта. Пушкинисты, естественно, в шоке. Как можно? Есть мнение! Лишить парк имени!

Говорят, бюст Пушкина после этого в парк Гагарина подался. И вроде бы Юра не против. А народу нашему палец в рот не клади, между собой он уже парк по-пушкински величает.

«С ним была плутовка такова»

Всякий раз он покупал плавленый сырок, разворачивал, затем ломал на мелкие части, тяжело вздыхал и удалялся. Когда любопытство перевалило через край, и состоялся этот диалог:

– Мужчина, зачем вы его ломаете?

– Я ищу ее поцелуй.

– Вы считаете, что она его в сыре спрятала?

– Могла. Она хитрая.

– А вы?

– А я ворона.

Переходы

В прежние времена «позолотить ручку» означало не монетку в ладонь сунуть, а поцелуй в ней оставить. Поцелуй в зажатой руке – клад, оберег от напастей. Потом право на поцелуй церковь присвоила себе. Людей вынудили ввиду отсутствия поцелуя брать в ладонь монетки. Возможно, с этого момента и возникла коррупция.

Инь и Ян

А был ли первый поцелуй? За последним дело не станет. А был ли первый поцелуй?

Всё было… И поцелуй первый был. Где впервые солнце взошло, там он и родился: из двух точек, что догадались на цыпочки встать.

Счастье случилось. И назвали то счастье – поцелуем.

А то, что люди забыли, как счастье зовут, означает – оно у них есть. Первое счастье – поцелуй, второе у каждого свое.

Чайная церемония

– Слушайте, так ничего не получится. Ну, сделайте же что-нибудь.

– Можно в грудь поцелую?

– Целуйте на здоровье, но извольте разговор вести.

Я приспустил ворот кофточки, приподнял чашечку ажурного лифчика, прихлебнул чаю и с наслаждением впился в ее взволнованную грудь.

– Знаете, думаю, без карамели обойдемся, чего зубы портить.

– Мне тоже поднадоела карамель эта чертова.

– Так пейте же, пейте свой чай, а то как-то зябко, остываю совсем.

Я начал неистово хлебать и страстно после каждого глотка целовать теплеющие груди.

– Вы сколько стаканов обычно пьете?

– Чего?

– Да чаю, Господи, чаю!

– А сколько положено?

– Два, дурачок, всего два для полноты ощущения.

Когда заканчивал второй, она пылала, как медный бабушкин самовар.

– Ну, довольно, милый, довольно.

– Почему, я бы еще с удовольствием…

– Сладкого много вредно, вы бы чем болтать, обдули меня со всех сторон, не то сгорю от поцелуев.

Я опустился на колени и стал обдувать пылающие груди. Дул до помутнения сознания, до слез из выпученных глаз.

– Поплачь еще, дурачок, поплачь…

Цыганское

Не знаю, откуда это во мне? Может, эхо донесло. Может, от сна костров досталось. Вначале были пальцы. Они подсказали глазам. А как глаза дали, так с тех пор и иду… До губ иду. Бог даст, может и дотянусь до царапинки царской на лице. Имя которой… Да думаю, вы и сами догадались. И на том спасибо.