На взлёт!

Маленькие глазки старухи забегали по сторонам. Ей явно хотелось взять золото... но как же ей было страшно! Двуцвет видел женщину насквозь. Одно дело – за деньги нашептать купеческой жене, что в будущем ей предстоит изменить мужу с соседом и обрести неслыханное счастье... и совсем другое – влезть в дворцовые игры.

И в тот момент. когда Ухтия открыла рот (то ли отказаться, то ли поторговаться), Двуцвет опередил ее:

– Я назвал цену – и не откажусь от нее, почтенная Ухтия, не увеличу ни на медяк. Но могу добавить подарок... но тогда попрошу еще об одной небольшой услуге.

И на раскрытой ладони протянул перстень с большим сапфиром.

Ухтия, забыв, с кем она говорит и где находится, с восхищением уставилась на камень. Кабошон, чистый и красивый, казался живым, и света висящей над ним лампы хватило, чтобы внутри камня зажглась лучистая звезда.

Наконец старуха опомнилась. Решение было ею уже принято, но она не собиралась вот так, сразу, показать, что сдается.

– И какую услугу я еще должна оказать? – сварливо спросила она. – Свести тебя с одной из жен правителя? Или провести тебя в дворцовую сокровищницу?

– О, ничего столь ужасного, – мягко ответил Двуцвет. – Ты знаешь Байхент и его жителей лучше, чем солнце, что каждый день его освещает.

Старуха польщенно заулыбалась.

– Помоги мне разыскать чужестранку, которая приехала в Байхент с мужем. Имя супруга, видимо, Усман, но наверняка не скажу. Купец, ходил с караваном за Хребет Пророка. Женщина – иллийка. На родине ее звали Фантарина, но здесь ей могли поменять имя.

Старуха помолчала, глядя на столик. Затем сказала негромко:

– Я возьмусь исполнить оба твои поручения, иноземец. А сейчас ступай. Мне предстоит провести вечер в молитвах.

* * *

Оставшись одна, Ухтия неспешно завершила ужин, занятая мыслями. Наконец она взяла молоточек и потянулась к бронзовой пластине гонга. Раздался низкий звон.

В комнату вошла прислужница – смуглая полногрудая женщина со шрамом на левой щеке.

– Убери со стола, Фантарина, – приказала старуха.

Женщина молча поклонилась и принялась собирать опустевшие блюда.

Ухтия усмехнулась.

Она мудро поступила, не сказав чужеземцу, что Фантарину, вдову купца Усмана, братья покойного мужа отдали в Дом Зеркала. Чтобы молилась за душу покойного супруга... да ясно ведь – чтоб не заявляла права на наследство!

Чужак ищет Фантарину? Вот и хорошо, вот и пусть ищет. А она, Ухтия, сначала разузнает, зачем ему понадобилась иллийка. Может, Фантарине причитаются какие-то деньги от иноземных родственников? Или ее не может забыть далекий поклонник?

Ухтия любила чужие тайны.

3

Рано утром со всех минаретов опять запели муэдзины, ворота открылись, и караван, сопровождаемый глухим звоном бубенцов, медленно вошел в город.

(Л. Соловьев)

– Куда мы теперь? – спросил Дик, глазея по сторонам.

Байхент был не первым халфатийским городом на пути Бенца – но первым, в который он вошел. Райсул предупредил его о высокой входной пошлине для чужеземцев, и оба решили приберечь деньги для столицы.

Теперь Дик убедился, что Байхент не был похож ни на один из городов, которые ему приходилось видеть раньше. И конечно же, он был самым шумным!

Казалось в городе не молчал никто. Прохожие в голос переговаривались или, не стесняясь, распевали песни. На стене перекликались стражники. С высоких узорчатых башенок неслось что-то заунывное – то ли молитвы, то ли заклинания. Пронзительно верещали детишки. Горланили уличные торговцы с лотками. Ревели верблюды, пронзительно голосили ослы.

Невольно вспомнился Фейхштад, где закричать или запеть на улице значило вызвать недоуменные взгляды прохожих и недоброе внимание стражи. Но ладно Фейхштад, джермийское захолустье... так ведь даже Белле-Флори, столица веселых и пылких иллийцев, где часто прямо на площади вспыхивали танцы, – даже там не стоял такой ошеломительный гвалт.

И таких настырных торговцев в Белле-Флори не водилось. Идти рядом с прохожим, дергать его за рукав, нахваливая свой товар – да за такое в любом городе Антарэйди можно было схлопотать по уху. Кроме Байхента.

Вот что нужно от Дика этому пестро одетому типу, явно безумцу, удравшему из-под присмотра? Чего он выплясывает вокруг, зачем трясет связками бус из речных раковин и птичьих косточек? Продает, что ли? Неужели кто-то купит такое убожество? Дик знает халфатийский язык, но этот сумасшедший тараторит так, что ничего не разобрать...

Заметив растерянность капитана, Райсул пояснил, перекрикивая уличный гам:

– Предлагает погадать!.. Ступай, ступай, добрый человек! Клянусь туфлей пророка, мы с моим спутником не хотим знать будущее. Рано или поздно оно само к нам придет, тогда мы на него и посмотрим.

Дик одобрительно ухмыльнулся и припомнил Роситу. Должно быть, этот уличный плясун – такой же мошенник, как «Вьеха».