Жизнь начинается в восемь,Полотнища рвет и носит.МорщитЖелтых листьев отчаянный сборщик,Запинаясь по трубамВ усердьи по сугубом.На запинке,Под стрекот,Под плеск маховичный,Улюлюканье свиста,В черный плен заключат восковые кабинкиСкользящего лифта,Как в последнюю сказку безумного Свифта.Ровно в восемьНас бросиликоридорами осени.Чтоб под плеск маховичныйЗахлебнуться восторгом первичным.Захлебнулись. Поем.За окномОб одном,Об одном.Желтым медом безумья сочащие соты.Ровно в восемьХолодная осеньРассчитается с каждымКостяшками счетов.
Кафе
День ото дня и день за днемНе разглядеть от дыма трубок,За отуманенным стекломНерасцветающих улыбок.А это тьма газет-газетТак злободневно торжествует.Надежды нет. Исхода нет.И слово молвлено впустую.Молчат. Синеет потолок,И звон сменяется шуршаньем.Того гляди — и скрипнет блок,И глянет пустота зияньем.
В дождь
Сквозь шахматной сетку доски(Я в дождь ни за что не ручаюсь)Озноб разошелся тоски,Встревоженный звоном отчаяния.Итог, и расчет, и урон(Спокойствие комнатной мебели)Упали в трамвайный трезвон,Трезвоном покрыты, как небылью.И небыли этой в туман,Что сеткой отмерен и вырезан,Но скрежету рельсовых ранСкользит недоношенным призраком.Я знаю, что все невзначай,Что встречено раньше и после,Зачем же по рельсам трамвайГремит оглушительным «если»?И сну на остывшем листе,И встречам, и шепотным вздохам,Как Вию застрять в темноте,Застрять в неоконченных строфах.И столько в забытой строфеПровалов и скорби урона,Что даже случайность кафеСтановится жизни законом.
Мокрая драма
Это все же ведь драма как драма:Отблестев, отразивши, отпев,Не закончив вскипевший напев —С маху броситься в сточную яму.Оттого эти ахи и охиВдоль и поперек — в плотную мглу,Оттого причитанья и вздохиЗа окном — по стеклу.Не порыв — поведенье такое(Разве дрожью нельзя истомить?),Но легко ли, скажите, запоем,Задыхаясь, двоить и двоить?Это так — без конца и начала,Но хотя продолжения нет,Наследив по страницам журналов,Завтра глянет из ваших газет.