Читаем На взмахе крыла полностью

Жизнь начинается в восемь,Полотнища рвет и носит.МорщитЖелтых листьев отчаянный сборщик,Запинаясь по трубамВ усердьи по сугубом.На запинке,Под стрекот,Под плеск маховичный,Улюлюканье свиста,В черный плен заключат восковые кабинкиСкользящего лифта,Как в последнюю сказку безумного Свифта.Ровно в восемьНас бросиликоридорами осени.Чтоб под плеск маховичныйЗахлебнуться восторгом первичным.Захлебнулись. Поем.За окномОб одном,Об одном.Желтым медом безумья сочащие соты.Ровно в восемьХолодная осеньРассчитается с каждымКостяшками счетов.<p><strong>Кафе</strong></p>День ото дня и день за днемНе разглядеть от дыма трубок,За отуманенным стекломНерасцветающих улыбок.А это тьма газет-газетТак злободневно торжествует.Надежды нет. Исхода нет.И слово молвлено впустую.Молчат. Синеет потолок,И звон сменяется шуршаньем.Того гляди — и скрипнет блок,И глянет пустота зияньем.<p><strong>В дождь</strong></p>Сквозь шахматной сетку доски(Я в дождь ни за что не ручаюсь)Озноб разошелся тоски,Встревоженный звоном отчаяния.Итог, и расчет, и урон(Спокойствие комнатной мебели)Упали в трамвайный трезвон,Трезвоном покрыты, как небылью.И небыли этой в туман,Что сеткой отмерен и вырезан,Но скрежету рельсовых ранСкользит недоношенным призраком.Я знаю, что все невзначай,Что встречено раньше и после,Зачем же по рельсам трамвайГремит оглушительным «если»?И сну на остывшем листе,И встречам, и шепотным вздохам,Как Вию застрять в темноте,Застрять в неоконченных строфах.И столько в забытой строфеПровалов и скорби урона,Что даже случайность кафеСтановится жизни законом.<p><strong>Мокрая драма</strong></p>Это все же ведь драма как драма:Отблестев, отразивши, отпев,Не закончив вскипевший напев —С маху броситься в сточную яму.Оттого эти ахи и охиВдоль и поперек — в плотную мглу,Оттого причитанья и вздохиЗа окном — по стеклу.Не порыв — поведенье такое(Разве дрожью нельзя истомить?),Но легко ли, скажите, запоем,Задыхаясь, двоить и двоить?Это так — без конца и начала,Но хотя продолжения нет,Наследив по страницам журналов,Завтра глянет из ваших газет.<p><strong>Грипп</strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии