На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке

Лунинг оказался один на один с винтовками расстрельного отряда во дворе Гаванской крепости утром 8 ноября 1942 года. На его губах отпечаталась ярость. Мягкая привлекательность, которую он так старательно культивировал и которой тронул редакторов стольких газет Гаваны, теперь была ненужной. С обнажённой головой, со странно впавшей грудью, Хейнц Август Лунинг предпочёл до конца оставаться верным агентом гестапо. Нацист умер с уверенностью, что в то самое время, когда пули пронзали его глаза, другие испанские суда, несущие других лунингов, бороздили моря в направлении портов на севере, в центре и на юге американского континента. Суда Трансатлантической испанской компании до сих пор перебрасывают агентов оси на нашу сторону океана».

Недели через две, после очередной партии в домино Риддл спросил, понравилась ли книга.

Гаранин рассмеялся: «Это самая героическая книга о борьбе с нацистами, которую я прочитал. Будет ли продолжение?»

«Сомневаюсь. С нацистским саботажем и шпионажем в карибских странах фактически покончено. Лунинга не воскресить. Будем искать нового врага, угрожающего нашей западной христианской цивилизации».

«Есть кандидаты?» – заинтересовался Гаранин.

«Самый хороший будущий враг уже имеется, – усмехнулся Риддл, – но надо подождать разгрома Гитлера».

Как-то вечером в кабинет Гаранина заглянул Виктор Ястребов и вручил ему увесистый пакет с фотоклише о деятельности испанской фаланги на Кубе за 1938–1941 годы и биографическими материалами на Лунинга:

«Моё начальство считает, что эти документы могут пригодиться твоему ведомству. Они были получены через посредника от Калюсио Лосы Гонсалеса, испанского товарища. Я с ним не работал, поэтому всё остальное – на твое усмотрение».

Гаранин месяца два назад сообщил о Гонсалесе в Центр, просил проверить его по оперативным учётам, поскольку тот привлекался миссией для перевода официальных документов с русского языка на испанский. Его статьи нередко публиковались (под псевдонимами) в информационном бюллетене миссии. Москва приказала резиденту поддерживать с Гонсалесом только официальные отношения: «После поражения «строительства» он находился в СССР и работал на Ворошиловградском паровозостроительном заводе. Получил разрешение на выезд из страны по запросу испанских земляков. Он был причастен к их нелегальной работе, в частности, переброске людей в тыл Франко».

Позже Гаранин выяснил, что Гонсалес, зарабатывая на жизнь продавцом в книжном магазине, по-прежнему занимается «специальными делами» и имеет возможность получать документы из Службы по расследованию вражеской деятельности. В одной из бесед с Гараниным Гонсалес намекнул, что важную роль в контрразведывательных операциях посольства США играет Дюран, бывший республиканец. Гонсалес был разочарован тем, что его информация оставила дипломата равнодушным. На самом деле Гаранин наводку воспринял: Дюран, несомненно, был осведомлённым человеком.

После запрета Центра на работу с Гарольдом Риддлом резидент переключился на изучение Дюрана. Теоретически кандидатура подходящая: если удастся подтвердить теорию практикой, вербовка гарантирована. Ведь в плане-задании на командировку ясно обозначено: «Уделять внимание выявлению агентуры германской, американской и английской разведок». Дюран – идеальная фигура для такой работы!

Интерес Гаранина к Дюрану первоначально был вызван «нелогичным поведением» бывшего республиканца, избегающего приёмов в советском посольстве, хотя приглашения ему направлялись. Резиденту удалось выяснить, что Дюран командовал на фронте дивизией едва ли не до последних дней республики. Из страны его вывезли на миноносце в Англию. В Лондоне в начале декабря 1939 года Дюран женился на состоятельной американке Бонте Кромптон, с которой вскоре выехал в США. Близость Бонте к семействам Рокфеллеров и Рузвельтов облегчила Дюрану получение американского гражданства. Позже, используя связи в Госдепартаменте, Дюран добился места в посольстве США на Кубе. Чета Дюранов высадилась в гаванском порту 12 ноября 1942 года.

Формально Дюран был в посольстве США советником по культуре, но главной его обязанностью стало выявление испанских фалангистов и нацистской агентуры на острове. Ограничениями секретной работы объяснялось, отчасти, нежелание Дюрана общаться с советскими дипломатами. Собранная информация подтверждала: для Дюрана период «республиканской романтики» раз и навсегда завершился. Он пересмотрел политические ориентиры, своё будущее связывает с Соединёнными Штатами и, встречая в различных публикациях упоминания о себе как о «красном командире», возмущался: «Я никогда не был красным, я сражался за республику. За демократическую, а не коммунистическую республику!».

Гаранин отказался от дальнейшего изучения Дюрана. Лучше самому «отсеять» неподходящего кандидата, чем получить ещё одно порицание. В принципе, в «отсевах» не было ничего необычного: хорошо, если из полусотни кандидатов Москва одобряла хотя бы одного.