На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке

«Немедленно сообщите Монсеррат, чтобы они просили в Париже визу для меня. Моё полное имя – Мари де ла Каридад Эустаси; фамилия – Дель Рио и Эрнандес (не называть Меркадер), возраст согласно паспорту – 53 года. Мотивировка: дети – главным образом Жорж (Хорхе) – нуждаются в моей поддержке. Указать, что Жорж с 1942 года находился в немецком концлагере. Если необходимо, дайте его фамилию – Жорж Меркадер дель Рио, так я написала здесь. Отец – испанец, я – кубинка, почти всю свою жизнь (с восьми лет) провела во Франции. Постоянное местожительство в Париже – Rue Belloni 7. В Мехико-Сити – улица Гамбург 29. Профессии нет. Источник существования – имение на Кубе. Нужно, чтобы оттуда дали разрешение на выдачу мне визы в Мехико. Монсеррат не должна говорить ни о Луисе, ни о Рамоне, как будто их не существует. Также не должна вспоминать о Паблито и месте его смерти. Ни в коем случае нельзя проговориться, что Каридад – испанка и коммунистка. Надо действовать энергично, чтобы французы не имели времени для наведения справок».

Через неделю Каридад обратилась в посольство Франции, где получила въездную визу. Оформление американской транзитной визы после этого не составило проблемы. Перед отъездом Каридад заручилась представительскими документами от крупной мексиканской фирмы по производству изделий из серебра. Быть торговым агентом в Париже – не самая худшая перспектива.

Легко представить, какое облегчение испытал Каспаров, когда Каридад покинула Мехико. На случай каких-либо затруднений с нею была обусловлена явка в Нью-Йорке. Но условного сигнала от неё не поступило. Видимо, не возникло необходимости. Каридад прислала Нелькен 16 октября 1945 года короткую весточку о себе: «Я в Нью-Йорке, 24 числа отправляюсь в Гавр на пароходе «Санта Паула». Прибытие – 31 октября или 1 ноября».

Уже из Парижа Каридад наладила переписку с Нелькен, которая сообщала в резидентуру о каждом письме, поскольку в них вкладывались записки для Рамона. Запретить Нелькен вести переписку было трудно, потому что инициатором являлась не она. Такое запрещение привело бы к тому, что Нелькен и Куки стали бы скрывать от резидентуры факт переписки. Резидентура в Мехико просила Центр повлиять на Каридад, напомнить ей о том, что такого рода обмен корреспонденцией может нанести непоправимый вред делу.

Фитин счёл просьбу оправданной: «Тов. Грауру и Яковлеву. Заготовьте указание для «Клавы» за подписью наркома. 22.01.46».

Пока решались выездные проблемы Каридад, Каспарову пришлось проявить максимум выдержки. Он старался не обострять отношений из-за её «критических» выпадов. О причинах нервных срывов Каридад он писал в Центр:

«Настроение «Клавы» ухудшилось в связи с тем, что её сын Луис в письме, пришедшем с нашей диппочтой, сообщил, что, по словам «Леонида» [Эйтингона], мы намерены вывезти Жоржа из Франции для отдыха «Дома». Это дало ей повод разразиться упрёками, что в «Дом» легко приехать, но трудно выехать, и она не хочет, чтобы с Жоржем повторилось то же, что было с нею».

Центр оценил работу Каспарова по «Гному» положительно. Но с оговорками: «По делу «Гнома» был сохранён тот неопределённый статус-кво, который был создан ещё при «Юрии». Он заключался в отсутствии конкретного плана действий, предусматривающего тщательную разработку всей операции от вывода «Гнома» до его укрытия и последующего вывоза из Мексики. Своего вклада в это дело резидентура не внесла».

Тем не менее в Центре признали, что Каспаров пытался найти пути легального решения вопроса, выявить позицию мексиканского руководства по этой проблеме и найти подходы к тем лицам, которые могли бы оказать необходимую поддержку. Каспаров в трудных условиях сумел склонить «Клаву» к выезду во Францию и тем самым значительно уменьшил опасность провала. Резидент сумел правильно организовать работу с «Амор» и «Куки», что предотвратило их открытое выступление против компартии Испании с возможным возникновением угроз для работы резидентуры в Мексике. Каспаров установил хороший рабочий контакт со «Шкипером», который, помимо прочего, не только обещал, но и оказывал помощь в деле «Гнома».

Анна Камаева («Зина») была оставлена в Мехико в качестве сотрудницы посольства.

Посольство в глухой обороне

Несколько недель Каспаров исполнял обязанности временного поверенного, и вздохнул с облегчением, когда на этот пост был назначен Василий Якубовский, бывший советник Уманского. С персоналом посольства Якубовский сохранял дистанцию, никаких излишеств, особенно в плане застолий, себе не позволял, склонности к сантиментам точно не испытывал, компаний не водил. Сотрудники заметили, что Якубовский методично избавлялся от служащих, которых в той или иной мере привечал Уманский. Алексеева отметила в мемуарах: «С сотрудниками вёл себя грубо, был по натуре человеком чёрствым, не проявил снисхождения даже к вдовам погибших сотрудников. Никому из них не разрешил задержаться в Мехико, хотя Лидия Вдовина, Валентина Савина-Лазарева и Мара Тройницкая просили дать им несколько месяцев, чтобы заработать хотя бы на одежду».