На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке

В Мехико Карлос Дьес пытался найти работу по своей профессии врача, специалиста по туберкулёзу. Конечно, решил заглянуть в советское посольство, вдруг что подскажут, помогут с трудоустройством. «Не конкретизируя», Карлос дал понять Кумарьяну, что осведомлён о некоторых своих соотечественниках, которые прибыли из Советского Союза «не просто так». В частности, он рассказал о «странном поведении» своей соотечественницы Кармен Бруфау: «Она заявила, что антисоветские высказывания в первый месяц пребывания в Мексике делала специально. Я уверен, она оказалась в Мексике неспроста, с каким-то секретным заданием московских товарищей. По отношению к ней я несу определённую ответственность: я устроил её на работу и временно поселил в своей квартире. Всё чаще она возвращается домой не слишком трезвой. Под Новый год её не было почти сутки. Потом призналась, что ей дали что-то выпить, после чего она полностью «отключилась». На замечание, что надо быть осторожным в выборе друзей, Кармен заявила, что давно повзрослела и что, «может быть, это нужно в интересах дела». После этого разговора она стала скрывать свои знакомства». Дьес, как выяснилось, также был в курсе, что Кармен Бруфау обучалась шифровальному делу и «пушнине».

Более того, оказалось, что Дьесу известно содержание дела «Гнома». Как врач, он лечил многих в испанской колонии и был в курсе многих событий и слухов. Ещё в Москве он узнал, что Каридад попала в серьёзную катастрофу, а сейчас находится во Франции.

Решение по Дьесу и Бруфау должен был принять Центр, поэтому в Москву был отправлен запрос: не следует ли привлечь Дьеса к нашей работе? Это обяжет Карлоса сохранять тайну и поможет лучше контролировать Кармен Бруфау.

Центр насторожило «всеведение» Дьеса. Кумарьян получил указание пока поддерживать с испанцем только светские связи: испанец требует дополнительной проверки.

Проверка в Москве показала, что поведение Дьеса в первый период жизни в СССР было типичным для эмигранта-республиканца. Он с благодарностью относился к стране, предоставившей ему убежище. Сразу же после прибытия весной 1939 года ему предложили место врача в Доме для инвалидов-интернационалистов. Он отказался, сказав, что хотел бы заниматься научной работой, и без сложностей получил место в Центральном институте по изучению туберкулёза. После нападения Германии Дьес пошёл добровольцем в армию, обеспечивал взаимодействие между санитарными частями на фронте и тыловыми службами. Нагрузки были огромными. Находясь на передовой, он перенёс инфаркт миокарда. Был награждён орденом Красной Звезды, но службу в армии пришлось оставить. Продолжил занятия наукой, защитил в МГУ докторскую диссертацию по медицине. Был взят в Центральный институт «по туберкулёзу» старшим научным сотрудником.

Как врач Дьес пользовался в Москве популярностью среди испанцев и латиноамериканцев. К нему обращались мексиканский посол Нарсисо Бассольс и уругвайский – Эмилио Фругони. Дьес часто общался с уругвайским дипломатом, медиком по профессии, Лауро Крус Гойенолой. Контакты Дьеса с уругвайцами вызвали интерес во 2-м Управлении МГБ: «поступала информация о том, что оба собирают материалы для книг об СССР, и уверенности в их положительном отношении к советской жизни не было никакой». Среди туберкулёзных больных, которых лечил Дьес, была Елена Имберт, жена Рамона Меркадера, жившая в квартире Каридад. Елена умерла в апреле 1944 года в санатории для туберкулёзных больных. В последние дни её жизни Дьес был рядом с нею.

Он получил разрешение на выезд из СССР в числе первых испанцев. Времени на оформление необходимых документов было мало, и он обратился за помощью к уругвайскому послу Фругони. Тот без проблем устроил американскую визу на проезд Дьеса и его семьи через территорию США в Мексику.

После первого визита в советское посольство Дьес пропал почти на год. Занимался своими, не слишком успешными, делами. В январе 1947 года он снова напросился на встречу с Кумарьяном. Дьес нервно курил и выглядел не лучшим образом: заметно похудел, был бледен, натужно кашлял. Резидент отметил в отчёте, что Дьес «сосредоточился на вопросе о своих материальных затруднениях и долге в 10 тыс. песо. Он задолжал 1500 песо даже «Амор», сделавшей перевод его книги. Дьес после московских «лишений» жил на широкую ногу и никак не мог остановиться».

По мнению Кумарьяна, «разговор с Дьесом носил с его стороны определённый характер шантажа». С учётом этих обстоятельств, Кумарьян ушёл в глухую оборону, заявил Дьесу, что ему непонятно, о чём тот говорит и на что намекает, потому что живёт на строго ограниченное жалование и не имеет других источников поступления денег.

В Мексике набирала силу антисоветская кампания, и прозрачные попытки Дьеса «заработать» на шантаже грозили будущими осложнениями. Но резидент распрощался с Карлосом по-хорошему, проводил до выхода из посольства, пожал руку, выразил уверенность, что финансовые трудности Дьеса носят временный характер. После этого, не откладывая, внёс испанца в список нежелательных для приёма в посольстве лиц.