На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

Собственно, что ему делать? Хорошо вот Пете: разбирает свои гравюрки, воркует над «великими мужами» и – все тут. «Стоило мне соваться в этот навоз. Я же не Столыпин, который смело пройдется по черепам. Я тоже маленький человечек, как и Огурцов, только не беру взяток.

Может, пойти к Кобзеву? Сказать ему – так и так, мол. Спокойствие губернии и прочее. Историческая необходимость. Лес рубят – щепки летят. Простите, но вы понимаете, что я был вынужден сделать это. У меня колокольня не своя, а – государственная. Интересы отечества…

Нет уж, конечно, в таких делах лучше быть Столыпиным!»

Сергей Яковлевич привел себя в порядок и направился к Кобзеву. На улицах города все пребывало в отменном спокойствии – просто не верилось, что внутри губернии клокочут какие-то подземные силы. Обыватели мирно сидели по домам, гоняли чаи из пузатых самоваров и дышали тем воздухом, который в неограниченных дозах отпускало им начальство, снисходя к человеческой слабости…

– Идет, – сказал чей-то голос. – Гляди, какой!

Возле кабака, темно и гадливо, копошился народец. Прямо скажем – никудышный народец, большей частью из просивушенных агентов Штромберга.

– Очки нацепил, – бросил кто-то по адресу Мышецкого.

– Паразит проклятый! Все они хороши с жандармом…

И вдруг соскочил с крыльца какой-то хилый мастеровой, уже старик, рвань и голь, заплата на заплате: затряс перед губернатором зажвяканными в труде кулаками:

– У-у, кровопийца! Душегуб! Палач царский! Погоди – ужо вот придет наше времечко…

Мышецкий остановился, поправил пенсне.

– Послушайте, – сказал он, – как вам не стыдно? Пожилой человек, а говорите глупости. Где и когда я пил вашу кровь и душегубничал?

Откуда-то из темноты выступила знакомая фигура Борисяка. Санитарный инспектор подошел к «орателю» и, стиснув ему руку, заставил выпустить камень. Потом Борисяк треснул мужика коленом под щуплый зад, втолкнув его в двери трактира.

– Иди вот! – сказал спокойно. – Допивай, что не допил…

Они пошли рядом, и Борисяк не сразу заговорил:

– Вы не должны, Сергей Яковлевич, по одному этому дураку судить вообще о рабочих. Это же явный зубатовец, но скоро они прозреют. А некоторые уже прозрели.

– Но это же просто нападение! Это… черт знает что!

– Да, они сильно возбуждены, – отозвался инспектор. – У них сейчас в союзе какие-то нелады. Вот и бесятся…

Они еще долго шагали молча, потом Мышецкий рассказал о письме черносотенцев, сопоставил его с угрозами этого жалкого мастерового. Где смысл?

– Да, – согласился Борисяк, – ваше положение сейчас действительно хуже губернаторского.

– Я не шучу, – продолжал Мышецкий. – Вот уже с весны как я приехал сюда, я болтаюсь здесь между левыми мнениями и правыми. Причем левые считают меня правым (и я не возражаю), а правые облаивают меня за левизну (и мне трудно возразить им тоже). Согласитесь, Савва Кириллович, что это ужасно!

– Примкните к берегу, – посоветовал Борисяк.

– К какому?

– В природе имеются только два: левый и правый.

Сергей Яковлевич слегка улыбнулся:

– Но я предпочитаю плыть далее по самой середине – там, где поглубже.

– Не захлебнитесь, – тихо предупредил Борисяк.

– Я хочу повидать Ивана Степановича, – поделился Мышецкий. – Мне хотелось бы предостеречь его…

Борисяк так и замер на месте:

– А разве вы не знаете, что Кобзев арестован?

– Как?

4

– Вот так, – ответил Аристид Карпович.

Он сидел в кресле, одетый в бухарский халат с разводами, над головой жандарма висела клетка, и в ней распевал щегол.

– К сожалению, – договорил полковник, – обстоятельства сложились таким образом, что я был вынужден ускорить арестование вашего подопечного статистика. Дело в том, что Витька Штромберг…

– Ах, оставьте! Мне нет никакого дела до вашего Витьки!

– Но вы должны меня выслушать, князь.

– Ну?

– Этот подлец действительно удрал из губернии…

– Туда ему и дорога!

– Но он не просто удрал – он утащил с собой всю рабочую кассу Уренского союза взаимопомощи.

– Но при чем здесь Кобзев?

– Не горячитесь, князь! При данной ситуации Кобзев тем более опасен для спокойствия губернии. Выходит, что теперь он оказался прав перед рабочими, а я, полковник Сущев-Ракуса, оказался в дураках… Нет уж, дудки!

Сергей Яковлевич сунул руки в карманы, выпрямился:

– Полковник, вы мне обещали недавно великие события, не так ли?.. Скажите, что следует подразумевать под этими великими событиями? Обогащение вашего Витьки за счет рабочих копеек? Или же мы с вами тоже должны будем прихватить что-нибудь подороже и убежать из Уренска?

– Погодите креститься – гром еще не грянул. Мы с вами умные люди, князь! Как-нибудь выкарабкаемся…

– Благодарю, – ответил Мышецкий, – я постараюсь выкарабкаться один.

– Один вы ничего не сделаете. Ваша жизнь в опасности. И вы сами не пожелаете разделить судьбу Влахопулова. Вот, полюбуйтесь, князь!..

Сущев-Ракуса перекинул ему чей-то анонимный донос: