Фон Гувениус мелко задрожал. А предводитель вдруг спокойно протянул обращенному в новую веру две сотенных.
— На вот, — сказал. — Побывай кое-где. Пусть твоя физика примелькается в местном пейзаже… И забудь, что ты был у меня. Ты вообще незнаком со мною…
Очень теплой была встреча близнецов после разлуки. Вечером они дружно отправились в публичный дом на Петуховку и не могли опомниться от радости: «Ах, какое счастье, что они все-таки приехали сюда. Россия — такая богатая страна, и здесь так легко добывать деньги…»
Влахопулов позвал к себе Мышецкого:
— Сергей Яковлевич, душа моя, прослышал я, что вы лесом будто бы там занимаетесь?
— Отчасти, Симон Гераклович.
Старый губернатор расправил жирное ухо.
— Там, в Мглинском уезде, — сказал неуверенно, — на несколько верст тянется лес, принадлежащий Трепову… Знаете вы об этом?
Да, Сергей Яковлевич хорошо знал, что около девятисот десятин леса (опять-таки на песчаных почвах) тянется вдоль северных границ губернии и числится во владении Д. Ф. Трепова, близкого друга царя и всесильного диктатора при дворе.
— Дмитрию Федоровичу, — продолжал Влахопулов, — видно, понадобились деньги. В нашей губернии он никогда даже не был и… Зачем ему этот лес, посудите сами! Вот он и попросил меня, как друга, запродать его подороже…
Мышецкий похолодел: еще один песчаный резервуар в губернии, опять засвистят пески за околицами деревень. Спросил как можно спокойнее:
— Во сколько же Дмитрий Федорович оценивает свой лес?
— Да ни во сколько! Он его и в глаза не видел.
— Хорошо. А в какую цену вы его пустите на продажу?
Симон Гераклович стыдливо признался:
— Я обещал… Уже обещал, что вышлю из губернии пятьдесят тысяч…
Мышецкий вздохнул: час от часу не легче. Решил старик сподхалимничать, а теперь расхлебывай.
— Вы поступили очень неосмотрительно, дорогой Симон Гераклович, — решился выговорить Мышецкий. — Мало того, что лес погибнет, но вы не сможете найти столь крупного покупателя. Пятьдесят тысяч — не шутка!
Влахопулов развел руками.
— Мы люди маленькие, — сказал он. — Не тягаться же мне с самим Дмитрием Федоровичем. Пятьдесят так пятьдесят. Обратно музыку не сыграешь. Своих добавлю. Перезайму…
Сергей Яковлевич решил быстро расставить сети.
— Но казенная палата, — сообразил он, — исходя из геологических условий, может запретить перепродажу. Выкуп можно позволить лишь в казенные руки, но казна тоже не даст такой суммы.
Губернатор, едва не плача, захлюпал носом:
— Сергей Яковлевич, не дадите же вы пропасть мне? Ведь ей-ей сил моих не стало… Я же и вещи уже в Петербург отправил! А Дмитрий-то Федорович, сами знаете, подпихнет меня в сенат за милую душу. Вам же лучше: за хозяина останетесь!
Мышецкий откланялся.
— Желаю успеха, — сказал — и вышел.
Он повидался с жандармом, выложил перед ним начистоту все, что думает.
Сущев-Ракуса крепко потер ладошкой поблескивающий череп.
— Эх! — крякнул он. — Да, все это так, милый князь. Но в одном-то вы ошибаетесь…
— В чем же именно?
— Найдется покупатель в губернии. Найдется!
— Кто же? Атрыганьев?
— Почему же Атрыганьев?
— Но я не знаю землевладельца в губернии крупнее его.
— Да где ему! — ответил жандарм с ухмылкой. — Конкордия Ивановна — вот кто может купить треповский лес.
— Разве эта дама столь богата?
— Милый князь, вы не первый губернатор на ее веку…
В подобном ответе прозвучал оскорбительный намек, однако Мышецкий решил пропустить его мимо ушей.
— Но я, — заявил он, — не дам ей перепродать треповский лес тут же под топор барышника.
— А вот это уже ваше дело! — открестился жандарм.
Мышецкий понял, что сейчас его прищемят в капкане, и решил до времени снова скрыться в степи. Борисяк напомнил о себе:
— Сергей Яковлевич, все готово… Когда?
— Погодите. Я вам скажу. Человек этот с Обираловки?
— Вестимо, с Обираловки. Из бывших, видать.
— Ну и ладно. Только бы ветер подул от города… Он позвал к себе Чиколини:
— Бруно Иванович, предупредите брандмайора, чтобы пожарные команды были наготове.
— А что будет, ваше сиятельство? — глуповато спросил полицмейстер.
— Ничего и не будет, — ответил Мышецкий с равнодушием. — Просто я получил дурацкий донос, якобы злонамеренные лица собираются учинить пожар на Петуховке…
— Верить ли? — усомнился Чиколини.
— А я не верю. Но на всякий случай.
На всякий случай пожарные колесницы загодя выехали на Петуховку и распустили рукава. Там дневали, там ночевали. Салганы находились в другом конце города, но — один от другого на отшибе — они не представляли угрозы. Гораздо страшнее была та зараза, которая пропитала доски и полы этих дремучих страшных сараев.
Алиса ощутила, что Сергей Яковлевич готовится к отъезду. В последнее время она как-то отвыкла от мужа, но все-таки спросила:
— Serge, ты опять меня покидаешь?
— Пожалуй, дорогая. Я скоро вернусь.
Смущаясь, она попросила у него денег. Он удивился:
— Но мы выехали из Петербурга, и у нас было…
— Да, да! Но у меня уже ничего не осталось.
— У меня тоже. Ладно, спрошу у Пети…