На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

— Я ведь слежу за тем, что происходит внутри страны. По отчетам, по циркулярам… Худо-бедно, но общую картину воссоздать можно. Если и называть революцией то, что случилось после девятого января, то это… отступает.

— Чтобы разбежаться удобнее, — ответил Борисяк.

— Пожалуй, — поднялся Мышецкий, — я пойду. Более, Савва Кириллович, мы не увидимся. Хотелось бы помочь вам. Не знаю — как? Если я переговорю с Дремлюгой, чтобы вам носили обеды из «Аквариума»? Как вы отнесетесь к этому? Не смущайтесь…

— Нет, — сказал Борисяк. — Что подумают мои товарищи, когда узнают, что губернатор… обеды! Ну, посудите сами… Смешно!

Сергей Яковлевич перед уходом малость замялся:

— Скажите, хотя мне и неловко спрашивать вас об этом, каким образом вы очутились здесь? Наверно, провокация? Впрочем, — спохватился Мышецкий, — можете и не отвечать.

— А мне и ответить нечего. Очевидно, нарвался на провокатора! Такое у нас бывает… Но у меня, — Борисяк оглянулся на двери, — у меня есть просьба к вам, князь…

— Пожалуйста, — с готовностью отозвался князь.

— Попрошу вас, вполне полагаясь на вашу честность, передать записку…

— Как вы могли подумать? — Сергей Яковлевич возмущенно раскинул руки. — Неужели я стану заглядывать, чтобы узнать, о чем вы пишете… Я передам, конечно. Скажите лишь — кому?

— А госпожу Корево… акушерку — знаете? Вот ей в руки!

Поздно вечером Сергей Яковлевич вернулся домой.

Два казака, дежуривших в вестибюле, состроили ему веселые улыбки. Загадочно держался и лакей. Но, поглощенный в свои невеселые мысли, князь рассеянно перебрал почту на подносе, ужинать отказался, прошел сразу к себе.

— Иди, иди, братец, — отослал он лакея. — Я сам…

Разделся, откинул полог постели, и две горячие руки пылко обвили его за шею.

— А я уже здесь, — сказала ему Ксюша Жеребцова.

Конечно, Конкордия Ивановна далеко, а свято место не пустует.

— Подвиньтесь же, сударыня, — резко сказал князь.

И он был прав: где-то ему спать надо же… Лег!

4

Утром он спустился вниз к завтраку, но в столовой сидел сам господин Жеребцов, что-то уже жующий.

— А я уже здесь, князь… Ксюшенька моя проснулась?

Мышецкий покачнулся, но молодость победила — выстоял. Быстро кружились мысли. Среди них — одна, существенная: «Эти изверги еще не знают, что я послал к ним казаков…»

— Доброе утро, — ответил. — Отчего же без сливок пьете?

Шорох платья за спиной, почти чарующий, и с антресолей, величественная в своей цветущей юности, спускалась Ксения.

— А ты, папочка, уже здесь? — ловко удивилась она…

Конкордия Ивановна была «подругой» губернатора. А теперь, глядя на Жеребцова, Мышецкий понял, что и «друг» появился. Надо спасаться! Торопливо он проглотил кофе — до самой гущи.

— Господа, — сказал, поставив чашку. — Позвольте пожелать вам всего доброго. Два казака при входе защитят вас не хуже черкесов. Лакей — к вашим услугам… А я, простите, отбываю, призываемый долгом государственной службы!

Вышел. Сел в коляску. Подумал: «Ну какие негодяи…»

— На Петуховку, — решил. — Гони…

Попов не ожидал князя, еще зевал в постели, нежась.

— Петя, голубчик, — сказал Мышецкий, садясь в ногах шурина на кровати. — Выручи… а?

— Господи, да где я напасусь на вас? То вы, то Додушка…

— Не денег я прошу — приюти.

— Как? — привскочил Петя в постели. — Как приютить?

— Запутался я… Не ночевать же мне на вокзале!

Вкратце поведал о своих злоключениях. Мужики со своей просьбой об аренде жеребцовских земель клином вошли в разговор (Петя вряд ли даже осознал всю суть дела).

— Ну, конечно, во всем всегда виноваты женщины… — Он выкинул из соседней комнатушки какое-то барахло. — Козлы поставим, — сказал, — на козлы доски, сверху закинем… Мягко ли будет?

— Мягко, мягко, — согласился князь. — Что я, барин разве? Слава богу, студентом был — всякое бывало…

После чего Сергей Яковлевич отправился в присутствие и велел вызвать из Заклинья к себе предводителя Атрыганьева,

— Довольно! — сказал Огурцову. — И слушать не буду отговорок. Болен ли он, умирает ли — пусть явится…

Вспомнил он вдруг, как стояла внаклонку Ксения Жеребцова и летели шары из-под ее молотка. Скоро, скоро — вот выпадет снежок! — и закатаются по губернии шары другие.

Будут шары эти белые и черные — выборные!

Будет дворянство избирать себе нового предводителя…

«Атрыганьева — в шею!» — твердо решил Мышецкий.

Этот же вопрос занимал и Додо: все чаще думала она о Паскале: «Не еврей ли? Осип да еще Донатович… Однако его пора уже взять в наши шоры. Лишние деньги никогда не кусаются!»

Раскрыв толстую книгу (дневник мыслящей женщины), Додо меленьким бисером застрочила:

«Евлогий Фуфанов неуловим, говорят, видели его на вокзале, собирался куда-то ехать. Был пьяным. Без станка нам горе! Ферапонт просит денег на вставку зубов. Где возьму?..»

В дверь постучали. Додо захлопнула дневник.

— Дерните сильнее! — крикнула она. Дернули, и на пороге предстал капитан Дремлюга:

— Евдокия Яковлевна, не возражаете, коли войду к вам?