На закат от Мангазеи [СИ]

— Это да, только есть еще кое-что. Девка эта твоя… Сильно умом тронулась после колдунства того лесного. Ладно бы еще просто сидела без дела и в свой камень пялилась. Но она несколько раз вылезала с карбаса и отправлялась бродить куда-то вдалеке, так что не видно было ее и не слышно. И у меня большое подозрение, что бродила она там не одна. Ничего точно сказать не могу. Но вот тень мелькнувшая, или треск в зарослях, словно кто-то большой пробирается, но осторожный… Только не надо опять поминать эту твою огромную волосатую медведицу, нет ее здесь. Если я прав, тут дело гораздо хуже. Сдается мне, поганый немец как-то умудрился перебраться на этот берег. И теперь идет вслед за нами. И девка об этом знает.

— Прямо об этом спросить ее не пробовал?

— Пробовал. А что толку? Зенками своими белесыми лупает и отвечает невпопад. Говорю же, колдун ей там что-то в голове набекрень повернул. Или она всегда была такой. Спроси ты. Может с тобой она будет поразговорчивее. Ты ж у нас теперь получаешься немцов конкурент, хе-хе, — Кокарев весело заперхал. — И лучше бы тебе включить все свое обаяние или чем ты девок ноги раздвигать убеждаешь. Иначе ждать нам ножа в спину.

Макарин не ответил.

Шубин с Хадри уже волочили к грузовым нартам последние свертки с припасами.

— Олешков всего четыре, — сказал Шубин. — Тяжело им будет. Так что поедем медленно.

Он подошел к Иринье, прошептал ей:

— Готово, Иринушка. Можем отправляться. Только скажи в какую сторону.

Иринья встала, не поднимая глаз от зажатого в ладонях камня. Шагнула к уже запряженным оленям. Ведущий самец фыркнул, задрожал, вылупил налитой кровью глаз, когда она остановилась у его головы. Девка шептала что-то, еле заметно раскачиваясь, а олень тряс рогами, дергал упряжь, потом переставил ноги, пошел куда-то в сторону, потащил за собой связку нарт, не дожидаясь, когда люди на них запрыгнут.

— Ну, с богом, — провозгласил воевода и крупно перекрестился, глянув на крест.

Олени брели, огибая поваленные бревна и кучи мусора, пока не вышли за пределы караванной стоянки, где начиналось нетронутое снежное поле. Налетел ветер, быстро занося следы от полозьев и поднимая тучу снега. Белая пустыня тянулась во все стороны, и уже не было видно оставшегося позади креста.

Иринья сидела в первых нартах, нахохлившись и спрятав голову под меховой накидкой. Иногда она трогала за плечо сидящего перед ней Хадри, и тот направлял ведущего оленя, похлопывая его по бокам шестом то справа, то слева.

Остальные расположились в длинных грузовых нартах, еле умещаясь между припасами. Воевода деловито чистил самопал, умудряясь не растерять при тряске принадлежности.

— А я ведь слышал про эти места, — вдруг сказал Шубин. — Следопытское озеро. Старики рассказывали. Мол, тяжело найти и легко затеряться. Только самые опытные добирались сюда и возвращались обратно. Потому и следопытское. И про пещеры слышал. Ледяные подземные галереи. Но про них ничего путного, одни сказки.

— Откуда здесь пещеры? — спросил воевода. — Здесь же нет гор. Даже холмов нет. Или тут каждую яму в земле пещерой величают?

— Яму не яму, а потеряться и там можно.

По дороге попадались неглубокие провалы, вокруг которых торчали голые прутья кустарников, и тогда Хадри с преувеличенной осторожностью объезжал эти места поверху. Пустоши становились бугристыми, ряды пологих холмов наезжали друг на друга, в ложбинах меж ними лежал глубокий снег, а на склонах он не задерживался, оголяя каменистую мерзлую почву, испещренную блеклыми мхами. Иногда снега не было совсем, и становилась заметна глубокая, широкая и бесконечная борозда, усыпанная лежалыми щепками, сучьями и обрывками ветоши. Волок, по которому год назад тащили на катках последний оставшийся коч.

— И все-таки непонятно, как она узнаёт, в какую сторону ехать? — подивился воевода. — Неужто и впрямь камень как-то подсказывает? Ведь опять прямиком к следу вывела…

— Впереди что-то есть, — перебил его Макарин, всматриваясь в серую туманную взвесь, скрывающую окрестности.

Все молчали, глядя как наплывает из тумана покосившийся темный столб с перекладиной, стоящий в ложбине меж двух холмов.

— Так это виселица, — сказал воевода. — Сам такие по молодости устраивал.

С перекладины свисала оборванная веревка. Макарин слез с нарт, подошел ближе, разглядывая виселицу. Столб был испещрен с одной стороны наспех вырубленными знаками, словно шаманская колотушка. Макарин смахнул носком сапога часть нанесенного снега под ним и наткнулся на торчащую из сугроба кость.

— Еще один казненный, — сказал он.

По бокам от виселицы угадывались небольшие занесенные снегом круглые ямы, из которых торчали собранные в пирамиду горелые палки. Макарин нагнулся, соскреб ногтем сажу с одной из них, принюхался. Пахло чем-то неуловимо знакомым.

— Что учуял? — поинтересовался воевода.

Макарин не ответив покачал головой, забрался на нарты.

Снова потянулись белые поля, сменяющиеся полосами голой каменистой земли. Иногда путь выходил на вершины пологих холмов, и с высоты можно было разглядеть широкую ледяную гладь, испещренную трещинами. Там было озеро.