На закат от Мангазеи [СИ]

— Хорушка, любый, успокойся. Может есть другая пещера? Может нам того идола хватит, он же тоже немножко золотой?

Хоэр наотмашь ударил ее по скуле, отбросив к постаменту.

— Пшла прочь, тупая шлюха.

Сгрудившиеся на тропе голландцы наблюдали за предводителем и начинали роптать. Наконец, один из них шагнул вперед и что-то прокричал. Хоэр рыкнул в ответ, но голландцы теперь загалдели все разом, и Макарин почти понимал, о чем они галдят. Наемники требовали плату. Хоэр огрызался, упоминал Мангазею, но ландскнехтам плата нужна была сейчас, ведь Хоэр обещал Эльдорадо, и только поэтому они покинули теплые корабли и потащились вслед за ним в эти суровые земли. Хоэр твердил, что брал их на всякий случай, если наткнутся на воинственных дикарей, но битв никаких не было, а стало быть и платить им не за что. В ответ ландскнехты заорали еще громче и выдвинули вперед пики.

Хоэр не был трусом. Он яростно бросился вперед, протиснулся между наконечниками, схватил самого громко вопящего, вытащил из строя и с хлюпающим треском двинул его в челюсть. Наемник сковырнулся в сторону, выронив факел. Хоэр пинком отшвырнул горящий факел в озеро.

И тогда озеро вспыхнуло.

Гудящее синеватое пламя вздыбилось вверх, поползло по воде, осветило пещеру далеко вокруг. Наемники попятились назад, а Хоэр продолжал вопить, но Макарин его уже не слышал.

Он смотрел вперед, туда где за языками огня виднелся противоположный берег озера. Там спускались к воде широкие каменные ступени, а над ними высилась полуразрушенная крепостная стена с треугольными зубцами. Многолетний слой льда покрывал развалины башен и домов, но еще можно было разглядеть узкие окна и колонны, покрытые тонкой резьбой.

— Это как болотный газ, — тихо сказала подошедшая сзади Иринья. На ее щеке набухала кровью длинная царапина. — Бывает такое, что скопится над водой, а потом до небес полыхает.

— Ты видишь то же что и я? — спросил Макарин.

— Город старого народа? Да. Но туда лучше не ходить.

Хоэр налетел, будто ураган, схватил за плечи.

— Чего уставились? Уходить надо.

Макарин в изумлении глянул на него.

— Ты ничего не видишь?

Хоэр порыскал взглядом по озеру.

— А что я должен видеть?

Он опять бросился назад, где ландскнехты вновь собрались в кружок и что-то обсуждали.

— Он не видит, — сказала Иринья. — И они не видят. Они здесь чужие.

Город заволакивало дымом. Пламя уже лизало ступени, и сквозь жаркое марево Макарин видел стоящие вдоль набережной золотые статуи. Арочные ворота вели куда-то вглубь, в темноту, и казалось, что сейчас на этой дороге кто-то появится, выйдет из мрака. Но никого не было.

Макарин обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть подходящего Хоэра и столпившихся за его спиной ландскнехтов.

— Они требуют плату, — сказал он. — А у меня ничего нет. Зато есть у тебя, Иринья.

Он схватил ее за волосы и потащил к наемникам.

— Они согласны заняться тобой в счет моего долга. Ты все равно шлюха. Тебе должно понравится.

Он бросил Иринью к ногам ландскнехтов, и двое из них, побросав пики, подхватили ее, заломили руки и потащили к постаменту. Остальные, сально улыбаясь, поторопились следом.

— Только быстро, — скривился Хоэр. — Огонь может и до нас добраться. Кто его знает, сколько там этого газа.

— Не надо этого делать, Хоэр, — Макарин шагнул к нему и уткнулся в острие палаша.

— Почему? Тоже хочешь? Ради бога. Вставай в очередь. Будешь последним.

— Здесь можно найти золото. Только отпусти ее.

— Ты о чем? — Хоэр глянул на него с подозрением.

— Нет! — закричала Иринья. — Не говори ему!

Она лежала на постаменте и отбивалась от навалившегося наемника. Двое держали ее за руки, пока тот копошился между ног, пытаясь задрать толстую малицу. Макарин увидел рядом с ней круглое углубление в каменной плите. И понял, что именно здесь стоял похищенный самоедскими колдунами идол.

— Не говори о чем? — прищурился Хоэр. — Что вы скрываете?

Наемники радостно галдели, окружив постамент с Ириньей. Кто-то давал советы, кто-то скидывал шубу и развязывал штаны. Потом они притихли, и Макарин услышал пение.

В этой песне нельзя было различить слова, они перетекали друг в друга, тихо и незаметно, будто переливы птичьих голосов, и сперва Макарин подумал, что Иринья поет на незнакомом языке. Но она пела все громче и отчетливее, сознание выхватывало отдельные понятные слова, но не могло свести все вместе. Ее голова лежала в углублении постамента, а ландскнехт застыл между ее ног со спущенными штанами, и с его рыжей бородки капала слюна.

— Нет, — прошептал Хоэр. — Я помню эту песню. Назад, идиоты!

Он ринулся к толпе наемников.

Слюна на бороде ландскнехта стала темно-красной, и он мешком повалился на землю.