Хоэр под вопли и крики протащил его за волосы к ближайшему столбу, поднял толстяка на ноги, прислонил. Затем повернулся к толпе дикарей, проорал что-то на ярганском наречии и поднял руку. В его пальцах блеснул красным сполохом круглый камень, и все ярганы на площади вдруг повалились на колени, забормотали, вдавливая лбы в землю.
Хоэр медленно, будто красуясь, обошел кругом столб с князем. Ассан пытался стоять прямо, но у него это плохо получалось.
— Видишь, князь, — вкрадчиво сказал Хоэр, и его голос разнесся в наступившей тишине по всей поляне. — Так бывает, когда обманываешь союзника. Так все теряешь. Дом. Семью. Жизнь. Целый город заплатил за твою неверность.
— И ты мне что-то говоришь о неверности, шавка подзаборная?
Голос Ассана был слаб и еле слышен. Кровь текла у него изо рта ручьем, не переставая.
— Ну, зачем такие оскорбления? Будем разговаривать вежливо.
— Вежливо с тобой будут разговаривать, когда поймают. Ты взял один город. А у нас их десятки. И каждый из них скоро будет знать, что случилось, и кто виноват. И тогда я тебе и твоим безмозглым шакалам не завидую. Умирать вы будете долго.
Хоэр расхохотался.
— Уважаю! Уважаю твое несломленное стремление корчить из себя князя, даже стоя у жертвенного столба. Но ведь ты можешь облегчить свою участь, просто ответив мне на простой вопрос, — он взял князя за ворот и притянул его к своему лицу: — Где. Моя. Женщина.
Ассан попытался плюнуть ему в морду, но кровавая слюна повисла на подбородке.
— Зря, — сказал Хоэр, отстраняясь. — Ты ведь знаешь, что рано или поздно я все узнаю. Да и какой смысл тебе скрывать? Зачем тебе моя баба? Тем более сейчас.
Князь продолжал молчать, и Хоэр некоторое время пристально вглядывался в его глаза.
— Ладно, — наконец сказал он. — Не хочешь говорить добровольно, придется заставлять.
Он отошел от столба, посмотрел вверх, туда где на вершине холма догорал княжеский терем. Махнул кому-то рукой.
Сверху, сквозь гул ярганской толпы, стоны пленников и треск пожаров, донесся мерный скрип, будто там вдруг заработал огромный якорный ворот.
— О, нет, — в отчаянии прошептал Саргут и закрыл лицо руками.
С вершины холма, по отвесной стене, спускали на веревках большой деревянный истукан, что стоял раньше во дворе терема. Его зеленое покрывало было изодрано, оловянные плошки глаз выломаны, а к тулову был привязан какой-то трепыхающийся сверток, из которого торчала черноволосая голова ребенка.
— Видишь, князь? — спросил Хоэр. — Поверженный идол твоего города. Нет идола, нет города, такое у вас поверье? Твоего города больше нет. Но ты же не об идоле беспокоишься?
— Не трогайте его, — прохрипел Ассан.
Макарин повернулся к Саргуту.
— Кто это?
— Сын князя. Единственный кто у него остался в роду, — ответил тот. — Всего полгода, как я спас его от волков. От этих волков я его не спасу.
Идол опустили на землю, и тут же к нему подбежали со всех сторон дикари. Хоэр отдал краткий приказ. Сверток с ребенком отвязали, бегом принесли Хоэру, кинули ему под ноги. Хоэр одной рукой поднял его, развязал на весу, содрал ткань, удерживая мальчишку за шею.
— Я тебе расскажу, что сейчас будет, князь Народа Проточной Воды. Сперва я прикажу изрубить ваш идол в щепки. Сложить в груду. И разжечь костер.
Он каркнул что-то сгрудившимся у истукана дикарям. Те заревели в ответ, похватали топоры и принялись за дело.
— Потом я прикажу освежевать твоего жирного поросенка, — он достал нож и провел лезвием вдоль живота мальчишки. Тот заревел и засучил ногами. На вид ему было лет пять. — Выпотрошить. И зажарить. На костре из щепок вашего истукана. После чего скормлю тебе. И ты будешь его жрать. Причмокивая и нахваливая. И не забудешь сказать повару спасибо.
Ассан дернулся, заговорил торопливо:
— Послушай. Не надо. Он тебе пригодится. Как аманат.
— Мне не нужны аманаты, князь. Я далек от ваших политических игрищ. Мне нужна моя баба.
— Я уже сказал. Я не знаю. Если ее нет в сарае, значит она сбежала. С московитами. Скорее всего, она с ними.
Хоэр надавил лезвием на живот мальчишки, прорезая кожу. Тот взвизгнул и заревел громче.
— Это плохо, князь. Очень плохо. Ты даже не представляешь, как ты меня огорчаешь.
Он надавил ножом еще сильнее, пуская кровь.
— Они тоже сбежали, — заторопился князь, — с ними был мой аманат Саргут, найди его, он должен знать.
— Это тот, что не расстается со своей уродливой виолой из куска плохо обструганного дерева? — прищурился Хоэр. — Тот, что всегда бренчит и воет, не останавливаясь?
— Да! Найди его.
Хоэр повернулся, крикнул ярганам. Пятеро из них тут же бросились к домам.
— Худо дело, — сказал Шубин. Он посмотрел на Саргута. — Теперь они в поисках тебя весь посад перероют. Нам надо спешить.
— Он всегда любил эту песню, — задумчиво прошептал Саргут. — О железной гагаре, что прилетает с неба и приносит землю. Всегда просил ее повторить. Не знаю почему, мальчишка ведь. В пять лет мальчишки любят слушать о непонятном. А он еще на звезды любил смотреть. Ждал, когда прилетит железная гагара. Надо, чтобы он напоследок снова ее услышал. Эту песню. Перед смертью.