— Отсюда прострел хороший, — задумчиво сказал Кокарев. — Всех разбоев как на ладони видно. Ручницы не достанут, а пушка вполне может, если ее на холм поднять. Вот ведь Троекуров, даже на это у него мозгов не хватило. Лупит с дури по бортам, только ядра изводит. На что надеется?.. Иван Михалыч! — Троекуров снова поднял голову. — Когда в нашей с тобой дрязге приказные разбираться начнут, твое слово будет против моего. И уж куда кривая вывезет, сейчас предугадать сложно. Может тебя послушают. А может и меня.
Троекуров пожевал губами, размышляя. Спросил:
— Ты хочешь что-то предложить?
— Я поддержу на разборе твое слово. Скажу, что действовал ты наилучшим образом, без задней мысли.
— А взамен?
— Нам с дьяком нужна эта лодья.
Троекуров нахмурился.
— Зачем она вам?
— Не хочу я сидеть у тебя в остроге под надзором. Да и тебе это может не понравится. Напьюсь, казачков подговорю да бунт устрою.
— Бунт устроишь — на плахе окажешься.
— Это ежели ты одолеешь. А ежели я? Сам понимать должен, я гость непокладистый, нет резона меня рядом держать. Отпустишь, пойду на Тобол. Сейчас остроги по всей окраине как грибы растут. Без службы не останусь. Авось, и разбора по нашим делам никакого не будет. Москве сейчас не до того.
Троекуров покивал, соглашаясь.
— Разумно, Григорий Иваныч. Если конечно твоему слову поверить. А тебе, дьяк, зачем лодья?
Макарин подумал, прежде чем ответить.
— Расследование, воевода. Есть намеки, что Варза со своим караваном пропал на той стороне Мангазейского моря, в пустошах, которые местные дикари Краем Мира называют.
Троекуров перекрестился.
— Слышал про те места. Надеюсь, дьяк, ты понимаешь, что делаешь.
— Мы с тобой, воевода, вместе боярское послание читали. Не найду Варзу, оба отвечать будем. Так что, нет у меня выбора. И времени на снаряжение нет, скоро через море будет совсем не перебраться. Сейчас плыть надо.
Троекуров думал, мрачно сдвинув брови, перебирал в уме варианты в поисках подвоха.
— Чтобы лодью забрать, надо бы воров сперва извести, — сказал он.
— Изведем, — ответил Кокарев. — Ты, главное, прекращай ядра изводить. И скажи своим, чтобы пушку на этот холм затащили.
— Это еще зачем?
— Там увидишь.
Глава 26
Шубин развел костерок на холме, под защитой песчаного выступа. Хадри таскал белесый хворост, а Иринья сидела на коленках, протягивая к зыбкому огню посиневшие ладони. К воровской лодье воевода с Макариным отправились вдвоем.
Вблизи стало видно, что ядра Троекуровской пушки не смогли нанести корпусу серьезного ущерба. Почерневшие дубовые доски в паре мест были вдавлены, сквозь щели торчали клочья конопаченного лыка, да поверх борта рядом с уключинами шла трещина с разбитой в щепки верхней планкой.
Кокарев не скрываясь быстрым шагом подошел к лодье со стороны поднятых сходней.
— Эй, разбойнички! Кто главный? Говорить надобно.
Наверху не отвечали. Сквозь тонкий свист холодного ветра было слышно, как разбои перешептываются и переругиваются. Потом в щели меж двух планок мелькнула чья-то бледная рожа.
— Мы вольные люди. У нас главных нет. У нас даже господь бог не главный. А ты что за петух расфуфыренный?
— Воевода Мангазейского города. Кокарев мое прозвание. Григорий Иваныч. Вопрос к вам имею. А вопрос такой. Вы, разбойнички, жить хотите?
— Отчего бы и не хотеть, — осторожно ответила рожа. — На тот свет пока не собираемся.
— Скоро соберетесь.
Наверху весело заперхали.
— Не, воевода. Ты можешь хоть до вечера ядрами барабанить. Борта крепкие. Стрельцы у тебя пугливые, на ножи не пойдут. А там вскоре прилив начнется и скажем мы тебе до свидания.
— Стрельцы может и пугливые. Но ты еще пугливее. Иначе бы выглянул наружу да увидел куда пушку тащат.
Бледная рожа вновь мелькнула наверху, прижалась к отверстию уключины. Стрельцы уже довели тяжеловозов с пушечными нартами на вершину холма и теперь их разворачивали.
— По бортам мы барабанить теперь не будем, — продолжил Кокарев. — Сверху твоя разбойная ватага как на ладони. И всю палубу расколошматим, и всех изведем, если кто в подполе прячется. Это тебе не по бортам стрелять. Доходчиво объясняю? Или примера подождешь?
Наверху встревоженно забормотали. Потом бледная рожа высунула в отверстие пегую бороду.
— Ватага говорит примера подождем.
Кокарев сплюнул, посмотрел на Макарина, шепнул: «Молись, дьяк, чтобы у Троекурова пушкари оказались не хуже моих». И поднял руку.
Прошли долгие-долгие мгновения, прежде чем с холма гулко бахнуло. Ядро прошелестело над головами, с треском обрушилось на палубу, ломая доски. Кто-то отчаянно завопил. Сверху посыпались щепки, обрывки пакли, мелкий мусор.
Когда сизый дым развеялся, в отверстии снова показалась бледная рожа и сумрачно поинтересовалась:
— Чего хочешь, воевода?
Кокарев смахнул с плеч опилки.
— Вот так бы сразу. И примера бы не понадобилось. Хочу я немногого. Мне нужна твоя лодья, разбой. И команда. Не вся конечно. Пятерых, думаю, будет достаточно, чтобы с лодейным ходом справиться. Доставишь нас, куда скажем. А там можете идти на все четыре стороны, только на глаза мне больше не попадайтесь.