На закат от Мангазеи [СИ]

Атаман недобро прищурился и хотел еще что-то сказать, но тут сквозь ветер донесся чей-то далекий крик.

Хадри вскочил и залопотал по-своему, тыкая пальцем в сторону берега.

Там, сквозь низкорослые заросли продирался и что-то кричал Шубин. Большой тюк со снаряжением цеплялся за корявые ветки, и тащились следом змееподобные вьюны. Шубин выкарабкался на мерзлый песок и понесся широкими скачками к лодье, размахивая свободной рукой. Сгрудившиеся у холма стрельцы встревоженно за ним наблюдали.

Шубин прошлепал по уже прибывшей воде, взлетел по сходням, сбросил тюк на палубу и прохрипел:

— Уходить надо. Быстро.

— Дикари? — догадался Макарин.

— Да. Уже близко.

— Лодья на мели, — сказал воевода. — А прилив только начался.

Шубин бешеными глазами оглядел лодью, ее мачту, оснастку.

— Надо парус ставить. Ветер с берега. Авось поможет.

— Нельзя парус, — сказал Сокол, исподлобья разглядывая Шубина. — На борт завалились. С парусом совсем опрокинемся.

— А ты его, разбой, с одной стороны подымай да боком ставь. И ветер лови. Или тебя учить надо?

Сокол сплюнул, отвернулся и нехотя махнул рукой помощникам.

Макарин подошел к Шубину, который стоял у борта и вглядывался в далекие кустарниковые заросли, туда, где протоки сливались вместе и исчезали за холмом.

— Ты их разглядел? Кто они, знаешь?

Поморец мотнул головой.

— Нет. Лодки у них странные. Никогда таких не видел. Прислушайся.

Макарин замер. Вой ледяного ветра закладывал уши, но даже сквозь него можно было разобрать то стихающий, то нарастающий гул.

— Их много, — сказал Шубин. — Очень.

Сзади оглушительно хлопнул раскрывшийся углом парус. Лодья заскрипела, дернулась, зарываясь глубже в песок.

— Проклятье, так ничего не выйдет, — пробормотал Шубин, одним скачком перемахнул через борт и, увязая в мутных пенистых волнах, побежал к сгрудившимся на берегу стрельцам.

— Что говорит поморец? — тихо спросил воевода.

— Ничего хорошего. Но у нас еще есть шанс сбежать, если присоединимся к Троекурову. У дикарей лодки, конных они не догонят.

— Еще чего! К Троекурову — никогда. Лучше сдохнуть.

На берегу Шубин что-то доказывал каменно сидящему на мерине Троекурову, размахивая руками. С холма быстро, чуть не оскальзываясь, спускались тяжеловозы с пушечными нартами. Наконец, Троекуров не выдержал напора, отмахнулся от поморца, разворачиваясь. Шубин кинулся к тяжеловозам, быстро распряг одного из них, вскочил на него и огрел ручищей по крупу. Конь грузно переваливаясь на толстенных ногах поплюхал в сторону лодьи, разбрызгивая прибывающую воду.

— Канат! — крикнул Шубин, когда поравнялся со сходнями, и не останавливаясь проскакал вперед. Один из разбоев побежал на нос, вымотал из бухты почерневшую снасть, кинул за борт. Шубин слетел в воду, поймал канат и споро обвязал им шею тяжеловоза, пропустив пару витков под крупом. Воды уже было по колено. Конь ощутимо дрожал, вылупив покрасневшие глаза, ноги его подгибались. Шубин схватил подуздок и с трудом потянул тяжеловоза в сторону глубокой воды, оскальзываясь и падая на колени. Лодью дернуло, затрещали деревянные крепления и снова оглушительно захлопал над головой парус. Шубин молотил рукой по холке, тяжеловоз сипло верещал, бил ногами пенную взвесь, и Макарину уже показалось, что лодья трогается с места, когда воевода дернул его за рукав.

— Дьяк. Смотри.

Позади, из-за далекого края холма показались лодки.

Сперва их было только четыре, они прошмыгнули вдоль зарослей, непривычно корявые, будто покрытые уродливыми наростами, приостановились у развилки, там, где река начинала ветвиться на множество протоков. Они стояли долго, борт к борту, и было видно, как странные мохнатые фигуры тянут головы, озирая берег и переговариваясь. Потом оттолкнулись друг от друга, разошлись по протокам, оставив одну на месте, и Макарин увидел, как один из сидящих в ней поднял руки с какими-то зажатыми в руках короткими палками, резко опустил, и до лодьи донесся глухой барабанный бой. Только в этот момент Макарин понял, что за шум он слышал все это время сквозь ветер. Это был нарастающий грохот бесчисленных бубнов, сливающийся в один монотонный гул. Мохнатая фигура в лодке привстала, снова подняла руки с колотушками, проорала что-то, но голос потонул в барабанном гуле и вое ветра.

И тогда из-за холма одна за другой стали появляться темные лодки. Разные, большие и маленькие, с низкими и высокими бортами, длинные и короткие, они быстро расползались по протокам, покрывали собой все пространство, точно стая саранчи. Барабанный гул вырвался на свободу, ударил по ушам, вбивая хаотичный ритм в голову и перекрывая ветер. Макарин вглядывался в бесчисленные сидящие скособоченные фигуры, пытаясь рассмотреть лица, но ничего не видел, кроме темных пятен и мохнатых шкур, которые покрывали людей с головы до ног.

— Это еще что за черти? — ошалело вопросил атаман Сокол, вцепившись руками в бортовую планку.

— Неважно, — ответил воевода. — Надо отсюда убираться.