На закат от Мангазеи [СИ]

Сокол ринулся к торчащим с открытыми ртами разбоям, вопя и раздавая затрещины. Разбои засуетились, дергая снасти. Раздался треск, шорох, и парус полностью развернуло. Лодья дрогнула в очередной раз, накренилась еще больше, внизу пронзительно заверещал тяжеловоз, и заорал благим матом Шубин. Макарин почувствовал, как палуба уходит из-под ног, и схватился за борт. Лодью тряхнуло, заскрипел такелаж, и она медленно стала двигаться к большой воде, скрипя песком и постепенно выпрямляясь. Волны ударили по бортам, обдав Макарина холодными брызгами. Разбои, радостно гомоня, потянули на палубу сходни.

Мокрый Шубин вскарабкался на борт, тяжело отдуваясь. Забрал у стоявшего рядом вора топор, перерубил канат, привязывавший к лодье тяжеловоза. Освобожденный конь, захлебываясь и пуча глаза, поплыл к берегу, туда, где спешно отступали от дикарей мангазейские стрельцы.

— Ну вот и славно, — сказал поморец. — Спасибо коняжке. Без нее бы не справились.

— Что это за народ, Шубин? — спросил Макарин.

— Не знаю. Но про такие лодки слышал. В зимовье Туруханском мне сказывали, что далеко на севере живут племена, что плавают на подобных. Но сам я их не видел.

Из-за холма продолжали выплескиваться все новые и новые посудины, такие же корявые, будто недоделанные. Из их бортов торчали странные конусообразные наросты, будто что-то росло у них изнутри, стараясь прорвать обшивку. Макарин мучительно пытался понять, что он видит, и наконец понял.

— Это кости.

— Да, — сказал Шубин. — На севере нет деревьев, и тамошние племена делают лодки из костей морских чудовищ. После чего обтягивают их шкурами. Говорят, в таких лодках можно выходить далеко в море.

— Значит, они нас могут догнать?

— Навряд ли. Суденышки больно маленькие. Хотя, по слухам бывают лодки и побольше…

— Вот такие? — сумрачно спросил воевода и показал в сторону холма.

Там, вслед за кожаной мелюзгой на простор выползало что-то огромное, бугристое, раза в полтора шире лодьи. Чудовищные белесые бивни торчали из его бортов, делая судно похожим на ощетинившегося ежа. Тяжелый темный парус трепыхался на корявой мачте, будто собранной из десятков берцовых костей.

— О, господи, — просипел отступник Сокол и чуть было не перекрестился.

Все потрясенно смотрели, как костяное чудище медленно поворачивается, стараясь увернуться от берега, а следом за ним из-за холма выползали еще и еще такие же. Десятки фигур в шкурах толпились на их палубах, гремели барабаны и поднимался в небо сизый дым от горящих корабельных очагов.

— Странный символ, — задумчиво произнес Шубин. — Никогда не видел такого. Дьяк, присмотрись к их парусам.

Макарину пришлось сильно напрячь зрение, чтобы разглядеть на темной поверхности ближайшего паруса еще более темный узор. Оскаленная морда какого-то зверя с круглыми выпученными глазами.

Макарин посмотрел на воеводу.

— Я видел такой. На бляхе, которую нашел у места караванного сбора. Такое изображение носил с собой твой Одноглазый.

Кокарев молчал, сумрачно разглядывая дикарскую орду. Потом отвернулся и пошатываясь побрел в сторону.

— День тяжелый, — сказал он. — Надо бы отдохнуть.

Ветер продолжал дуть с берега, и лодья быстро уходила в море, оставляя позади бесчисленную темную стаю, которая вскоре заполнила собой весь берег.

Глава 27

Тучи на севере возвышались теперь как горная гряда, а далекий исчезающий берег казался длинной темной полосой, позади которой вырисовывались призрачные холмы. Вода стала сизой, почти черной. Когда Макарин смотрел в воду, он видел только грязную пену, сползающую по ленивым валам, в которые то и дело зарывалась носом лодья. Солнце садилось, и там, на закате, не было видно ничего, кроме безбрежной мутной взвеси, и было непонятно, где заканчивалось серое море и начиналось серое небо. Черная мгла подползала с севера, и в этой нависающей над миром тьме иногда сверкали молнии.

— Говорят, если идти по морю, не сворачивая, прямиком на север, — задумчиво сказал воевода, — то через несколько дней упрешься в бесконечное ледяное поле, где нет ни земли, ни воды, ни растений, ни животных. Только лед. Возможно из таких мест и заявились сюда эти дикари.

— Бляха Одноглазого и символ на парусе, — сказал Макарин. — Это не может быть совпадением. Когда мы расставались с тобой в Мангазее, ты хотел расспросить о бляхе знающих людей. Узнал чего?

Воевода пожал плечами.

— Да ничего толком. Один купчина поведал о племенах, живущих за Енисеем и поклоняющихся зверью. Другой слышал, что подобные бляхи служили чем-то вроде пропуска в запретные земли, полные пушнины. Обычные промысловые сказки. Короче, отдал я эту твою бляху одному моему казачку и услал его в туруханские земли, подробные сведения собирать. Но времени мало прошло, он и до Енисея еще не добрался.

— Видимо, подробные сведения сюда сами нагрянули. И нагрянули издалека, раз никто такого племени даже не видел.