На закат от Мангазеи

Ее сиплый голос был еле слышен, и Макарин шагнул ближе.

— Мы это у тебя хотели узнать, — сказал он. — Что ты помнишь?

Она непонимающе посмотрела на него. Потом перевела взгляд на Плехана.

— Откуда ты здесь, Шубин? Где мы?

— На заимке моей, Иринушка — ответил он ласково. — Ты должна ее помнить. Вот Хадри. Вот бабушка Нембой. А вот…

— А где отец? Где все? И где…

Тут ее глаза вдруг сузились, и она глянула на Плехана с какой-то злобой.

— Где он, Шубин?

Плехан выпрямился и его лицо помрачнело.

— Где он? — повторила Иринья. — Ты его убил, Шубин? Признавайся! Убил?

Она попыталась встать, но снова повалилась на траву.

— Я не знаю где он.

— Врешь! Говори правду. Ты убил его! Убил! Убил любенького моего, Хорушку моего ненаглядного!

Из ее глаз брызнули слезы.

— Не убивал я твоего проклятого немца, Иринья! — угрюмо сказал Плехан. — Хотел бы. Да не убивал.

Девка повалилась на траву, и ее тело сотрясли беззвучные рыдания.

Глава 10

— Хорушку?!

Они стояли вдвоем с Плеханом у ограды.

Плехан задумчиво проверял засовы на воротах. Засовы были древние, как вся заимка, железные, с завитушками. Такие засовы Макарин встречал в Тобольске, в старых татарских домах.

— Хорушку? Плехан!

— Любит она его, упыря проклятого, — пояснил наконец Шубин. — Как он появился, так и охомутал девку. Ничего она не понимает, ничего не видит и видеть не хочет. Он всем встречным бабам подолы задирает, а она ревет, дура, и все равно любит. Он ей наобещал с три короба всякого-разного. Что с собой возьмет, с купцами-родителями познакомит. Жить будут в большом доме, каменном… И ведь вроде девка не совсем глупая, умная девка-то, а видать правильно говорят, волос долог — ум короток. Пытался я и ее вразумить, и ему мозги кулаками вправить, но не судьба вышла.

— А что отец?

— А что отец? Варза человек со странностями. Всегда дочери слишком многое позволял. Говорил, ее дело, как решит так пусть и будет. Вот и выросла такая… самостоятельная. То ли ему наплевать на нее было, то ли еще что.

— Ладно, — подумав, сказал Макарин. — Надо ее в острог немедля доставить, допросить. Если понадобится, с пристрастием. Наверняка что-то знает.

— Коли знает, сама скажет. Не из скрытных. А вот пристрастия твоего, дьяк, точно не надо. Удушу, ежели хоть пальцем тронешь.

— Пальцем трогать это не моя обязанность. Для этого у нас другие мастера имеются.

Плехан промолчал, с силой ударил кулаком по вылезшему из ворот клину, вправляя его на место.

— Не ярись, Шубин, — миролюбиво сказал Макарин. — Пристрастие, это ж не обязательно дыба с дознавателями. Сам поговорю.

— Вот здесь и говори. Нечего ее в острог тащить. Слаба еще.

Плехан двинулся вдоль ограды, подправляя где надо частокол, а Макарин вернулся к избе.

Иринья сидела на том же месте, прислонившись к стенкам колодца и подставив бледное лицо неяркому солнцу. Веснушки на ее носу и щеках выделялись яркими пятнами.

Макарин выбрал из вязанки дров чурку потолще, поставил ее напротив Ириньи, достаточно близко, чтобы не упустить ничего важного при ответах на вопросы. Сел.

Иринья смотрела на него не отрываясь, без всякого выражения. Глаза у нее были бледно-голубыми, что в сочетании с почти белыми ресницами производило странное впечатление. Зрачки казались булавочными головками. На шее виднелся широкий рваный шрам, будто ее душили веревкой.

— Хадри говорит, ты от самого царя? — спросила она.

— Почти. Я дьяк Разбойного Приказа Семен Макарин. Меня прислали расследовать пропажу каравана твоего отца.

— Я только что узнала, что он пропал, — задумчиво сказала она. — Веришь ли, целый год спала в беспамятстве. Слышал когда-нибудь о похожем, дьяк?

— Нет. Разве что в сказках.

— Вот и я тоже. Кажется, только вчера заснула. В носу до сих пор запах корабельной смолы стоит. А просыпаюсь…

В глазах у нее заблестели слезы.

— Что ты помнишь?

Иринья глянула недоуменно.

— Помню, как отчалили с Мангазеи, как пару дней спустя вышли в море. Последнюю стоянку помню, на заставе у Собачьего озера. Там один казак мне еще глазки строил, квасом и пирожками угощал. Помню, еще подумала откуда у него в этой пустыне пироги. Ладно еще с местной ягодой бы были. Или олениной. А то ведь с капустой. Как дома. Потом снова было море. Спокойное такое, как зеркало. Закат красивый. Потом была ночь. На небе ни облачка, звезды от края до края. Я заснула, глядя на звезды. И этой ночью на нас напали.

— Кто?

Иринья нахмурилась, замолчав.

— Не знаю. Я спала. Вдруг удар, треск, чьи-то крики, все куда-то бегут, кто-то кого-то режет. В темноте не видно, и фонари почему-то не горят. Помню только мачты на фоне неба, их две, или три. Вместо одной нашей.

— Какой-то корабль подошел к вам вплотную?

— Похоже. Ничего не разглядела. Помню сильную боль в затылке и после этого — только темнота. Проснулась здесь. Увидела Шубина. Первая мысль — он виноват. Но это спросонья. Не при чем он, конечно. Шубин добрый. Хоть и не любит моего суженого, а все равно добрый.

— Расскажи про суженного.

Иринья посмотрела на Макарина насмешливо.