На закат от Мангазеи

Там, вслед за кожаной мелюзгой на простор выползало что-то огромное, бугристое, раза в полтора шире лодьи. Чудовищные белесые бивни торчали из его бортов, делая судно похожим на ощетинившегося ежа. Тяжелый темный парус трепыхался на корявой мачте, будто собранной из десятков берцовых костей.

— О, господи, — просипел отступник Сокол и чуть было не перекрестился.

Все потрясенно смотрели, как костяное чудище медленно поворачивается, стараясь увернуться от берега, а следом за ним из-за холма выползали еще и еще такие же. Десятки фигур в шкурах толпились на их палубах, гремели барабаны и поднимался в небо сизый дым от горящих корабельных очагов.

— Странный символ, — задумчиво произнес Шубин. — Никогда не видел такого. Дьяк, присмотрись к их парусам.

Макарину пришлось сильно напрячь зрение, чтобы разглядеть на темной поверхности ближайшего паруса еще более темный узор. Оскаленная морда какого-то зверя с круглыми выпученными глазами.

Макарин посмотрел на воеводу.

— Я видел такой. На бляхе, которую нашел у места караванного сбора. Такое изображение носил с собой твой Одноглазый.

Кокарев молчал, сумрачно разглядывая дикарскую орду. Потом отвернулся и пошатываясь побрел в сторону.

— День тяжелый, — сказал он. — Надо бы отдохнуть.

Ветер продолжал дуть с берега, и лодья быстро уходила в море, оставляя позади бесчисленную темную стаю, которая вскоре заполнила собой весь берег.

Глава 27

Тучи на севере возвышались теперь как горная гряда, а далекий исчезающий берег казался длинной темной полосой, позади которой вырисовывались призрачные холмы. Вода стала сизой, почти черной. Когда Макарин смотрел в воду, он видел только грязную пену, сползающую по ленивым валам, в которые то и дело зарывалась носом лодья. Солнце садилось, и там, на закате, не было видно ничего, кроме безбрежной мутной взвеси, и было непонятно, где заканчивалось серое море и начиналось серое небо. Черная мгла подползала с севера, и в этой нависающей над миром тьме иногда сверкали молнии.

— Говорят, если идти по морю, не сворачивая, прямиком на север, — задумчиво сказал воевода, — то через несколько дней упрешься в бесконечное ледяное поле, где нет ни земли, ни воды, ни растений, ни животных. Только лед. Возможно из таких мест и заявились сюда эти дикари.

— Бляха Одноглазого и символ на парусе, — сказал Макарин. — Это не может быть совпадением. Когда мы расставались с тобой в Мангазее, ты хотел расспросить о бляхе знающих людей. Узнал чего?

Воевода пожал плечами.

— Да ничего толком. Один купчина поведал о племенах, живущих за Енисеем и поклоняющихся зверью. Другой слышал, что подобные бляхи служили чем-то вроде пропуска в запретные земли, полные пушнины. Обычные промысловые сказки. Короче, отдал я эту твою бляху одному моему казачку и услал его в туруханские земли, подробные сведения собирать. Но времени мало прошло, он и до Енисея еще не добрался.

— Видимо, подробные сведения сюда сами нагрянули. И нагрянули издалека, раз никто такого племени даже не видел.

— До ледовых пустошей за енисейским устьем около месяца добираться, — сказал воевода. — И это налегке, за промыслом. А тут, считай, целое племя. А значит добиралось оно сюда долго. Может, Одноглазый с ними как раз и якшался, пока с ума сходил.

— Как могло целое племя пройти по этим местам незамеченным?

Кокарев отмахнулся.

— Это как раз неудивительно. Пустошей много. И рек много. И лесов диких. Умеючи можно месяцами бродить и ни одного человека не встретить. Видно, очень хотели, чтобы их никто не заметил, раз даже самоеды о них ничего не знали.

— А может знали, просто нам, чужакам, не рассказывали.

— Может. Но вряд ли. От появления вражьего племени вся пустошь обычно начинает бурлить, не скроешь. А то, что племя это вражье, по резне на стойбище хорошо видно. И когда эта новость дойдет до местных родов, они начнут собираться и искать мести. Может уже собираются.

— Когда соберутся, уже поздно будет. Их враги уйдут вслед за нами через море.

— Если будет надо, самоеды тоже придумают, как переправиться. Край Мира это все же их земли. Там они чаще других племен появляются. Хоть и боятся тех мест до одури.

Макарин помолчал.

— А что, и правда на этих костяных баржах можно переправиться через море? Да еще в бурю?

— В бурю не знаю. Но ведь они как-то должны добывать те огромные кости, из которых строят свои корабли? Это ведь кости больших морских зверей. С берега их не добудешь.

— Если эта орда не останавливаясь ринется сейчас за нами, мы можем не успеть.

— Вряд ли сразу. Ни один дикарь не выйдет в море неподготовленным. Они всю ночь будут снаряжать корабли и приносить жертвы своим богам. Но спешить надо, да. И не только из-за дикарей. Но и из-за наших с тобой разбойных попутчиков. Долго в одной лодке с ними я бы не рисковал находиться.

Сзади, косолапя вдоль борта и держась за поручни, к ним подбирался атаман Сокол. Подойдя ближе, он шутовски поклонился.