На закат от Мангазеи

— Лесные люди верят, что именно сюда попадают души умерших, — сказал Сокол. — Сперва они плывут по великой Оби, и каждый идол на ее берегах следит за ними, чтобы мертвецы не ушли с дороги обратно в леса и не мешали живым. Потом они выходят в море и добираются сюда. Старики сказывали, что раньше здесь был остров, и на этом острове был вход в подземный мир, который сторожили менквы. А потом остров ушел под воду, и вход ушел вместе с ним. Теперь душам лесных племен сложно, им приходится плыть в глубину. Лесные люди не любят морскую воду, хоть живые, хоть мертвые. Зато нам хорошо. И море мы любим, и с чудищами разбираться не надо. Наши мертвецы попадают в загробный мир прямиком и без долгих путешествий. — Он повернулся к стоящим у мачты четырем разбоям. — Ну что, дети мои. Помянем соратника Аришту. Покойник был человеком, конечно, гнусным, много пил, много воровал, в том числе и у нас, но особого зла мы от него не видели. Не правда ли?

Разбои глухо загомонили, соглашаясь.

— Сделаем так, чтобы он на нас не обижался, когда мы его по ту сторону повстречаем.

Скрюченное тело лежало у правого борта, ближе к корме, привязанное к гребным банкам. Раздутая переломанная нога все также торчала вверх, и одному из разбоев пришлось изрядно потрудиться, чтобы опустить ее. Сокол достал из подсобной каморки испещренную корявыми знаками потрепанную хламиду, напялил ее поверх кафтана. Двое хмурых поморцев выудили откуда-то почерневшее бревно, деловито протащили его через всю палубу и поставили на попа рядом с покойником. Увидев на бревне грубо вырезанные круглые глаза и оскаленный рот, воевода сплюнул и отвернулся.

— Все ж таки дыба по ним плачет, — сказал он. — Местные воры ладно. Но наших отступничков точно бы проучить не мешало. Нет ничего хуже, чем предать веру предков.

— Разные ситуации в жизни бывают, — ответил Макарин, и воевода глянул на него с презрением.

— Ты, дьяк, в своих европах точно лютеранином заделался. Еще скажи, каждый свою судьбу выбирает. Сейчас ты им позволяешь веру менять, а завтра они тебе на шею сядут.

Разбои тем временем расстелили широкое полотнище и принялись заворачивать в него тело. Сокол стоял над ними, медленно раскачиваясь и что-то тихо напевая. В одной руке он держал широкую металлическую чашу, полную потемневшего ячменного зерна. Иногда он черпал зерно пригоршнями и щедро сыпал его на саван, будто сеял на поле. Напоследок, перед тем как завернуть саван окончательно, туда положили прямой палаш с зазубренным лезвием, видимо, принадлежащий покойнику. Готовый длинный сверток обвязали обрезком каната, к концу которого прикрепили тяжелую металлическую болванку с выбитыми на ней кругами и спиралями.

— Боятся, что всплывет, — хмыкнул Кокарев.

Сокол достал из чаши большой кусок чего-то мягкого, темного, и Макарин не сразу понял, что это кусок сырого мяса. Атаман измазал им оскаленный рот идола, провел сочащиеся полосы по деревянному лбу и щекам. Потом жадно откусил и передал мясо соседу. Разбои по очереди рвали жилистый кусок, жевали, чавкали, и темная кровь стекала по их бородам и голым подбородкам.

— Не могу на это смотреть, — сказал воевода и снова отвернулся.

Сокол выбросил остатки мяса в море. Двое поморцев взялись за края свертка, подняли на плечи и резко перевалили за борт. Покойник с громким плюхом вошел в воду, и металлическая болванка тут же потащила его на дно. Макарин смотрел, как он быстро исчезает в темной толще, то ли серой, то ли синей, то ли зеленой. Ничего не было видно в этой пустой воде, только бледное расплывающееся пятно савана. В какой-то момент дьяку показалось, что он увидел какую-то длинную мелькнувшую рядом с покойником тень, но она исчезла так быстро, что скорее всего ее и не было. Прошло несколько мгновений, и от ушедшего на дно покойника остались только несколько вспухших на поверхности пузырьков.

Сокол хмуро огляделся.

Ветер налетел внезапно с севера и покрыл море рябью. Где-то вдали громыхнуло.

— Эй, разбойнички, — вскочил Кокарев. — Если не хотите вслед за другом отправиться, живо за работу!

Сокол нехотя махнул рукой, и разбои принялись поднимать рею. Новый порыв ветра рванул парус, затрещали крепления. Тень упала на лодью. Подняв голову, Макарин увидел быстро наступающие низкие тучи. Весь север был затянут черной мглой, и море в той стороне терялось в бешеном мареве.

— Бури в этих местах стремительные, — сказал подошедший Шубин. — То на одном месте стоит, а то накинется, словно волк на овцу. Не угадаешь.

— Хочешь сказать, что нам ее не миновать? — вскинулся воевода.

— Пока есть время. Ежели пойдем по ветру, можем успеть пройти краем. Посудина хоть и воровская, но крепкая.

Вдали полыхнула молния. И в тот же момент заорал Хадри.

Он стоял у носовой корги, держась одной рукой за линь, а другой указывая куда-то вперед по курсу.

— Черт, — выругался Шубин. — Этого-то я и опасался.

— Этого это чего? — брюзгливо вопросил Кокарев.