На заработках

— Убавлять народа не будемъ. Зачмъ обижать, коли ужъ ежели пришли! А только напрасно ты ихъ кость-то разбирать заставилъ. Кость такой товаръ, что можетъ сколько хочешь лежать, ей ничего не длается, а у насъ тряпка претъ, надо намъ на тряпку поналечь и съ ней разобраться. Льняная тряпка всегда въ спрос. На нее даже есть у меня и теперь покупатель. Отобрать ее, да и свезти на фабрику.

— Да вдь я собственно изъ-за того кость заставилъ разбирать, что думалъ, что не весь народъ возьмете, — отвчалъ прикащикъ. — Просто, чтобы имъ безъ дла до васъ не мотаться. А потомъ, думаю, отберете сколько народу требуется, такъ я ихъ на тряпку и посажу.

— Всхъ оставимъ. Только пересади на тряпку.

— Спасибо теб, господинъ хозяинъ, спасибо, заговорили женщины.

— Ну, вотъ что, бабы… сказалъ прикащикъ. — Поналягте поусердне, съ этой грудой покончите, перенесете кости въ корзинкахъ вонъ подъ тотъ навсъ, да я васъ въ сарай посажу. Надо тряпкой заняться. Вс четырнадцать душъ на тряпки садить, Акимъ Михайлычъ?

— Всхъ, всхъ…

— Тетки! Кончайте и вы здсь! И вы на тряпки!.. крикнулъ прикащикъ старух и двумъ женщинамъ, которыя рылись за отдльной кучей еще до прихода партіи поденьщицъ, предводительствуемой Лукерьей.

— Что-жъ, мн тряпки-то лучше разбирать. Около тряпокъ-то я по крайности сяду и сидя буду разбирать, отвчала старуха. — Здсь стоя и согнувшись, а старыя-то ноги да спина, самъ знаешь…

— Ну, ты бобы-то не разводи, а слушай…

Хозяинъ потоптался и сталъ уходить. Прикащикъ остался около поденьщицъ.

— Понавались, ребята, понавались! воодушевительно крикнулъ онъ имъ. — А ты, косоглазая, и ты, курносая… Какъ васъ звать-то?.. Вы вотъ ссыпайте кость по сортамъ въ корзинки и стаскивайте подъ навсъ въ кучи, такъ дло-то скоре пойдетъ.

Дв демянскія бабы отдлились и стали перетаскивать кость подъ навсъ. Вскор къ нимъ присоединились и Акулина съ Ариной, ибо разборъ кучи приходилъ уже къ концу. Прикащикъ зазвенлъ связкой ключей и пошелъ отворять сарай, гд были сложены не разсортированныя еще тряпки. Скрипнули полотна широкихъ сарайныхъ дверей, распахнувшихся настежъ, и всхъ обдало дйствительно сквернымъ, противнымъ запахомъ грязныхъ тряпокъ.

— Ну, что, двушки, не говорила я вамъ? Слышите, какой противный духъ пошелъ! сказала товаркамъ демянская баба съ широкимъ лицомъ, морща носъ.

— Ну, чего ты пугаешь-то?! перебила ее Лукерья. — Это оттого, что тряпки въ заперти были, а сейчасъ провтрятся и духъ будетъ меньше.

— Ну, идите! Идите сюда вс въ сарай! манилъ прикащикъ женщинъ… — Вотъ тряпка… указалъ онъ имъ на цлые ворохи тряпья, когда он подошли и остановились на порог дверей. — Тутъ она у насъ разная, безъ разбора, всхъ сортовъ. Тутъ и льняная, тутъ и шерстяная, тутъ и бумажная, такъ нужна ее по сортамъ…

— Знаемъ… Не учи… Ученыя… Работали здсь… отвчала Лукерья.

— Кожа попадается — кожу тоже отдльно кладите. Да которая тряпка ежели комкомъ, то вы ее развертывайте, а такъ не кладите. Нужно, чтобы провтрить и просушить. Ну, съ Богомъ. Принимайтесь… Работа эта не трудная. Тутъ и приссть можете.

Женщины принялись за тряпки. Полетла пыль отъ перепрлаго волокна. Прикащикъ чихнулъ и шутя, прибавилъ:.

— Что твой табакъ носъ свербитъ. Которыя ежели изъ васъ нюхающія, такъ табаку покупать не надо. Первый барышъ.

Зачихали и женщины. Демянская баба съ широкимъ лицомъ чихнула разъ пять, такъ что на глазахъ ея выступили даже слезы и, смясь сказала:

— Фу, бабенки! Даже безъ удержу и до слезъ…

— На табачной фабрик, такъ даже хуже, коли ежели безъ привычки, ободрительно произнесла Лукерья. — Тамъ такой чихъ и кашель поднимется, что просто бда, а потомъ привыкнешь, обтерпишься — и ничего. — Ты на табачной-то фабрик работала-ли?

— Да гд-же работать-то!

— Ну, а я работала. На табачной фабрик даже чахотку въ нутро нагнать можно.

— Да и здсь нагонишь, коли подольше поработать.

— Отъ тряпокъ-то? хватила тоже!

— Да вдь тряпки-то грязныя… Кто ихъ знаетъ, откуда он? Ну, смотри… Вотъ даже тряпка въ крови… Вдь это кровь засохшая. Оттого она такъ и смердитъ. Тьфу!

Чихали, кашляли и плевались и Акулина съ Ариной. Нкоторыя женщины завязали ротъ и носъ шейными ситцевыми платками, оставивъ открытыми только глаза, въ томъ числ и Арина, но черезъ полчаса стали одна за другой снимать обвязки.

— Обтерплись? спросила Лукерья.

— Да хуже съ платками. Больше еще, кажется, подъ платокъ-то пыли идетъ. Да ужъ теперь и ничего… Принюхались.

— Ну, что? Не говорила-ли я вамъ? И, миленькія! Человкъ ко всему привыкаетъ.

— Не скажи… Поработать съ недльку эдакимъ манеромъ, такъ и глаза вспухнутъ и вереда по всему тлу пойдутъ, — возразила старуха въ рубищ. — Я вотъ часто здсь работаю, такъ у меня разъ что-же?.. Вдругъ ни съ того, ни съ сего рана на ног и струпья на голов. Пошла я къ доктору — прямо говоритъ, что отъ тряпокъ. Далъ мазь, упросила я хозяина, чтобы мн съ тряпки на пробку и на желзо со стекломъ перейти — ну, и прошло, а то чистая бда. Доктора сильно эту самую тряпочную работу запрещаютъ.

— Ну, докторовъ-то послушать, такъ безъ куска хлба насидишься, — отвчала демянская женщина съ широкимъ лицомъ.