На заработках

— А ты часто, бабушка, здсь работаешь? — спросила старуху Акулина.

— Часто. Я у него, у здшняго хозяина, чуть-ли не постоянная. Я тутотка около и живу, вонъ въ томъ переулк. Дешево онъ платитъ, да за то близко мн изъ дома ходить, да и всегда работа есть.

— Питерская?

— Николаевская солдатка я. Три рубля пенсіи въ мсяцъ получаю. На уголъ-то вотъ есть, а на пропитаніе не хватаетъ — ну, и надо работать. Жила я и по прислугамъ прежде — да что! Такъ лучше. Хоть ино не допьешь, не дошь, а все-таки въ углу сама себ госпожа. Да и не берутъ нон въ прислуги-то: говорятъ, что стара стала. Бдность-то бдность, а ничего — живемъ день за день изъ кулька въ рогожку…

Изъ Петропавловской крпости съ колокольни стали доноситься куранты, отбивающіе двнадцать часовъ, вдали около хозяйскаго дома мелькали мальчишки-тряпичники, вернувшіеся къ обду съ промысла. Нкоторые изъ нихъ подходили къ кучамъ на двор и вываливали изъ мшковъ собранный по помойнымъ и мусорнымъ ямамъ товаръ. Все это работающія въ сара женщины видли сквозь отворенныя двери сарая. Вскор въ сарай заглянулъ прикащикъ и сказалъ женщинамъ:

— Шабашьте. До двухъ часовъ у насъ на обдъ и на отдыхъ полагается.

Сидвшія среди тряпокъ женщины стали подниматься, выпрямлялись, потягивались и выходили изъ сарая на воздухъ.

XXXI

Нужно было обдать. Почти ни у кого изъ женщинъ никакого продовольствія не было. Только дв демянскія бабы принесли съ собой въ котомк по небольшой краюшк хлба, да и то онъ былъ черствый. Стали сговариваться, чтобы сообща купить хлба и соли, а у прикащика попросить ведерко воды на запивку и ковшичекъ. Подговаривала всхъ Лукерья. Она вызывалась и сходить въ лавку за хлбомъ.

— Сколько насъ всхъ? ораторствовала она. — Нашей компаніи одиннадцать душъ, да три чужія — четырнадцать стало быть. Ежели на четырнадцать женщинъ каравай хлба въ двадцать три или четыре фунта купить, то намъ за глаза довольно. Полъ-фунта соли на всю братію. Давайте, двушки, по пятачку съ сестры, а что лишнее будетъ — я потомъ возвращу. Расчитаемся. Не разносоловъ еще какихъ-нибудь покупать отъ двугривеннаго заработка.

— Лучку-бы, милыя, по головк, лучку… Очень ужъ хорошо этотъ лукъ на ду тянетъ и всякая да отъ него вкусна, предложила какая-то демянская баба.

— Лучку! перебила ее демянская баба съ широкимъ лицомъ. — А ты знаешь-ли, что въ Питер лукъ-то стоитъ?! По копйк за головку, меньше не отдадутъ, а это полфунта хлба. Нтъ, Богъ съ нимъ, съ лукомъ! Такіе-ли сегодня заработки, чтобы лукъ сть!

— Да вы сыпьте по пятачку-то. Можетъ быть, я ухищрюсь на эти деньги и нсколько головокъ луку купить. Ну, по половинк луковки подлимъ, коли ежели мало лавочникъ дастъ, а все-таки будемъ съ лукомъ. Анфисушка! Давай пять копекъ! приставала Лукерья къ женщинамъ и подставляла демянской баб съ широкимъ лицомъ поднятый подолъ своего платья.

— Да ты сначала сама-то пятачекъ просыпь. Что ты къ намъ-то пристаешь! Вишь, какая непрошенная старостиха выискалась! Кто тебя выбралъ? огрызнулась на Лукерью демянская баба съ широкимъ лицомъ, вспомня, что у Лукерьи и вчера не хватило двухъ копекъ на ночлегъ, да и сегодня утромъ Акулина положила за нее копйку на свчку. — Сыпь пятакъ-то, раскошеливайся. Посмотрю я, откуда у тебя деньги найдутся!

Лукерья опшила. У нея дйствительно не было ни гроша денегъ.

— Будь спокойна, насыплю и я. Я теперь на работ. Пятачекъ-то я завсегда могу у прикащика спросить. Полъ-дня отработала… Слава теб, Господи! смущенно отвчала она.

— Такъ прежде поди и спроси, а потомъ и старости. А то «сыпьте, сыпьте», а у самой ни полушки!

Нкоторыя изъ демянскихъ женщинъ, приготовившія уже деньги, чтобы бросить Лукерь въ подолъ, попридержали деньги.

— Конечно-же, прежде поди спроси пять копекъ у прикащика, а деньги соберетъ вонъ Анфиса, что-ли, да и сходитъ въ лавку за покупками, заговорили он, указывая на землячку съ широкимъ лицомъ. — Она тоже бывалая въ Питер, знаетъ, какъ и что искупить.

Лукерья совсмъ сконфузилась и, опустивъ передъ поднятаго платья, сказала:

— Экія вы какія невроятныя, Богъ съ вами. Денегъ нтъ! Да я, ежели и не брать у прикащика, такъ завсегда могу чулки продать. Вонъ у меня чулки-то… Нигд ни дырочки. Вс паголенки крпкія. Разв только что пятка продралась. Чулки продать, такъ за нихъ…

— Такъ ты поди да и продай. Чего тутъ разговаривать! возвысила голосъ демянская скуластая женщина. — А то хочешь старостихой бытъ да на артельныя покормиться. Знаемъ мы васъ, питерскую шишгаль!

— Сдлай, братъ, одолженіе. Никогда я на чужія не кормилась, огрызнулась въ свою очередь Лукерья. — Около меня вотъ дйствительно разная шентропа кормилась, когда я при своихъ достаткахъ жила.

— Было да прошло. Что тутъ вспоминать, что было да прошло! А теперь ты голь перекатная, да и норовишь въ чужой карманъ захать.

— Я? Я норовлю захать? Ахъ, ты кислая дрянь! подбоченилась вышедшая изъ себя Лукерья. — Укажи, къ кому я захала?

— Да вонъ вчера на чужія дв копйки ночевала. Сегодня утромъ опять… Ужъ на что Богу на свчку — и то копйку у чужого человка выклянчила.