На заработках

— Не выклянчила, а въ займы взяла, кислая ты дрянь. Да и не у тебя взяла-то, такъ чего ты горло дерешь! Отдамъ я, все до полушечки отдамъ. Возьми, Акулинушка, мои чулки и дай мн еще двнадцать копекъ. За пятіалтынный отдаю. Чулки хорошіе. Пятки заштопать, такъ совсмъ новые будутъ. Три копйки я раньше у тебя взяла, да теперь двнадцать дашь, такъ въ расчет и будемъ.

Лукерья сла на землю и принялась разуваться

— Да не надо мн, не надо твоихъ чулокъ, откликнулась Акулина. — Ну, куда мн такіе тонкіе чулки! Что я барыня, что-ли! Лучше ужъ такъ пятачекъ за тебя положу.

Акулина ползла въ карманъ за деньгами.

— Эй, не давай ей, двушка, больше денегъ! Надуетъ! кричала Акулин женщина съ широкимъ лицомъ.

— Не надуетъ. Что-жъ, надо-же ей пропитаться. А ужо вечеромъ отъ прикащика двугривенный расчету возьметъ — мн и отдастъ восемь копекъ. Чисто какъ Богъ.

Акулина перекрестилась и, держа въ рукахъ три пятака, прибавила:

— Сбирайте-же, бабоньки. Вотъ за меня, за Арину и за Лукерью. Сбирайте вы, демянскія, васъ больше здсь, вы артель.

— Сбирай, Анфиса! Сбирай, Анфисушка! Будь ты старостихой! кричали демянскія женщины.

Анфиса сняла съ шеи ситцевый платокъ и разостлала его на земл. На платокъ посыпались мдныя деньги. Положила туда-же Анфиса и свой пятакъ.

— Вотъ такъ-то ладне будетъ! слышалось у демянскихъ бабъ.

Старуха — николаевская солдатка, между тмъ, уходила со двора.

— А ты что-жъ, бабушка! Или не хочешь въ нашу артель присосдиться? спросила ее Акулина.

— Зачмъ-же въ вашу артель пойду, коли я сама по себ? отвчала старуха. — У меня уголъ есть. Я вотъ пойду домой, по дорог захвачу въ лавочк на дв копйки трески, да на дв копйки хлба, да дома на споко помъ, на койк своей отдохну посл обда. Живу-то вдь, почитай, рядомъ.

Отказались отъ компаніи и дв другія женщины, работавшія вмст съ старухой, и отправились тоже съ ней, проговоривъ:

— У насъ тоже свои углы есть. Что намъ на вонючемъ двор отдыхать!

— Постойте. Покажите хоть лавка-то гд здсь! Проводите меня хоть до лавки-то! кричала имъ въ слдъ Анфиса и, собравъ со всхъ деньги, поспшно побжала за уходящими женщинами.

— Лучку-то, лучку-то хоть немножко для вкусу захвати! говорили ей въ догонку демянскія бабы, оставшіяся дожидаться ды.

Вс тотчасъ-же начали выбирать чистенькое мсто на двор, гд-бы можно было расположиться для обда. Отихнувшая Лукерья, поблагодаривъ Акулину за довріе пятачка и поцловавъ ее даже за это, желая хоть чмъ-нибудь услужить компаніи, побжала на хозяйскій дворъ добывать ведерко воды и ковшикъ.

— Лукавая! Охъ, какая лукавая пройдоха! Палецъ ей въ ротъ не клади! кивали на удаляющуюся Лукерью демянскія женщины.

Вскор Лукерья вернулась съ ведромъ воды и ковшикомъ.

— Нтъ прикащика-то, куда-то ушелъ, а то-бы ужъ я у него выпросила восемь копекъ и отдала-бы теб долгъ, обратилась она къ Акулин. — Ведерко и ковшичекъ ужъ у хозяйской кухарки выпросила. Вотъ, двушки, получайте кофей, пошутила она, указывая на воду въ ведр.

Пришла и Анфиса съ караваемъ хлба и пяточкомъ луковицъ.

— И луковокъ раздобыла? Вотъ за это спасибо! улыбнулась женщина съ скуластымъ лицомъ. — Спасибо, Анфисушка. Луковки кусочекъ отлично.

— Что-жъ ты хлбъ-то не велла въ лавк нарзать? замтила Анфис Акулина. — Какъ-же мы теперь будемъ нерзанный-то длить?

— У насъ свой ножъ есть. Мы съ хозяйствомъ… — отвчала Анфиса. — Бывалыя въ Питер полольщицы вс съ ножами. Безъ ножа иной разъ и гряду не прополешь, которая ежели травой заросла. Аграфена! Доставай-ка изъ мшка твой ножъ. Твой ножъ-то, мать, новый, такъ повостре, — обратилась она къ землячк. — Да весь-то хлбъ рзать не будемъ, будемъ рзать по немногу, сколько състся, а то разрзанные-то остатки скоро сохнутъ и черствютъ.

Явился ножъ. Компанія женщинъ покрестилась и услась на земл вокругъ ведра съ водой. Анфиса накрошила на кусочки луковицы и, положивъ ихъ на разостланный платокъ, принялась кромсать отъ каравая ломти хлба. Женщины глядли на лукъ и облизывались.

— Кабы были у насъ ложки да можно-бы было гд-нибудь раздобыться чашками, то тюрю изъ хлба-то съ лукомъ на вод сдлать… То-то было-бы хорошо, двушки, похлебать! говорила демянская женщина съ скуластымъ лицомъ.

— Вишь, лакомка! Хороша и безъ тюри, отвчала ей Анфиса.

XXXII

Женщины предвкушали уже удовольствіе ды, какъ вдругъ Акулина воскликнула:

— Ой, бабоньки! Какъ-же мы это посл такой грязи съ неумытыми руками сть сбираемся? Въ попыхахъ-то вдь мы и забыли умыться. Отъ рукъ-то вдь страсть какъ воняетъ посл тряпокъ, да и въ носу свербитъ.

— И то дло. Въ самомъ дл, не помывшись то не хорошо за хлбъ руками браться. Какія он такія эти самыя тряпки, кто ихъ вдаетъ, — откликнулись другія женщины и стали подниматься съ земли. — Ведро воды есть и ковшикъ есть, а для питья-то можно и во второй разъ съ ведромъ за водой сходить.

— Ариша! Добги-ка, двушка, до сарая, да вынь полотенце изъ котомки, — сказала Акулина Арин.